Водоворот - страница 46
Много страшных легенд рассказывают об этом водовороте, и Тимко хоть не верил в них, все же, когда плыл Ташанью, всегда объезжал зловещее место. Сейчас же совсем забыл о нем и опомнился только тогда, когда лодку рвануло в сторону, она перевернулась, и холодная вода закрутила Тимка, втягивая в черную пропасть, что вилась густыми русалочьими косами. Он отчаянно двигал руками и ногами, но намокшая одежда мешала ему, сопротивляться течению не было сил, Тимка потащило вниз, и кто знает, чем бы все это кончилось, но в эту минуту мимо плыл на лодке Джмелик, который гонял для забавы щук на мелководье. Он и спас Тимка. Когда Тимко, мокрый, посиневший, стуча зубами, вылез на берег, Джмелик усмехнулся:
— А ты, видать, хлопец крепкий. Смерть молча принимал. Другой бы кричал так, что и на хуторах слышно было.
Тимко, не отвечая, снял рубашку, выкрутил ее и, хлопая мокрыми штанинами, побежал через огороды домой. Увидев его, мать всполошилась, затопила печь. Тимко переоделся, выпил бутылку самогона, настоянного на перце, и двое суток отлеживался на печи. После этого еще несколько дней не выходил на работу в колхоз, бродил по двору с обвязанной полотенцем шеей, занимаясь нехитрыми домашними делами: рубил дрова, чистил хлев, хотел еще и погреб почистить, да мать не позволила: как бы не простудился. Все товарищи Тимка были на работе, и никто к нему не заходил. Только Павло являлся каждый вечер, садился на лавке у двери и молча дымил цигаркой так, что не видно было ни окон, ни дверей. На третий день, когда Тимко уже совсем поправлялся, Павло посоветовал:
— Пареным конским навозом обкладывайся. У нас в Заброде все так лечились.
Наконец появился Марко. Прибежал, как всегда, веселый, оживленный. Тимко готовил корове корм. В хлеву пахло ржаной соломой, навозом и коровьей шерстью.
— Везет тебе, как утопленнику,— засмеялся Марко.— Орыся зовет.
Тимко опустил вилы.
— Где она?
Марко, вместо того чтобы прямо ответить на вопрос, стал пространно рассказывать:
— Прибегает, значит, ко мне Ганнуся и говорит: «Беги к Тимку и скажи: Орыся хочет его видеть». Ну, я картуз на голову…
— Где она? — крикнул Тимко.
— В лозняке.
— Дай корове корм и подожди здесь, пока вернусь.
Накинув на плечи кожушок, Тимко скользнул в плетеную калитку, крутой тропинкой между могучих тополей спустился к ручью и, крадучись, пошел по дну оврага. Тут было тихо, безлюдно, только вдали, где ручей, играя брызгами, с разгона вливался в Ташань, проворная детвора тихонько тащила с пристани лодку Бовдюга, чтобы отправиться на ней в залив за камышом. На левом краю оврага — ослепительно белый песок и густая зелень лозняка.
Тимко внимательно оглядывает каждый кустик.
— Орыся!
Тишина. На выбеленном солнцем песке свежие ямки от каблучков неспокойно петляют, словно следы настороженной лисички. Тимко идет по этому следу и видит: сидит Орыся, задумчивая, закутанная в черную шаль, лицо бледное. На звук его шагов она порывисто оборачивается. Глаза сухие, горячие.
— Ты давно здесь? — спрашивает Тимко, садясь рядом.
— Заждалась уже…
От шали на бледное лицо падает черная тень, губы скорбно кривятся, длинные пальцы нервно перебирают кисти на платке.
— Зачем звала?
Орыся резким движением обнажает ногу выше колена: по белому телу пиявками чернеют полосы — следы ударов кнута.
— Тимонька, милый! Что мне делать? В водоворот брошусь.— Она теребит в руке кончик шали, закрывается ею до самых глаз, дрожит, жалко согнувшись, опустив на грудь голову.
Тимко тяжело поводит черными бровями, сокрушенно вздыхает:
— Потерпи немного…
Орыся встрепенулась, как чайка от выстрела, лицо стало еще бледнее.
— Я не милостыни пришла просить. Я душу для тебя вынула, а ты…
Голос у нее срывается, и она, сбросив с головы шаль, быстро уходит.
Высохший на солнце песок сразу засыпает ее следы.
Тимко не бежит за нею. Он сидит на песке, широко расставив ноги и упершись ладонями в колени. Посмотришь — будто бы бравый парень, которого еще не ранило девичье сердце, не свели с ума девичьи косы. Только почему по-стариковски сгорбились плечи, опустились сильные руки, в горьком раздумье поникла голова?