Вокруг Света 1972 № 09 (2384) - страница 10

— Я не могу лишить их солнца, — сказал Маэстро и отошел от штор. — Это лилии из Южной Африки, — пояснил он и пригласил в соседнюю комнату, где все в тех же ящиках из-под фруктов хранились слайды. Он начал доставать коробку за коробкой и показывать их просто на свет. На пленке были австралийские и индийские лилии, сирень, кавказские абрикосы, нухинские яблоки, орехи Нагорного Карабаха, алыча из Средней Азии, — в общем, все, что он переселил в свой сад, акклиматизировал, вырастил... От красок рябило в глазах, и я уже не мог отличить золотую смородину от северного ореха. Цветы и плоды имели не только свои номера, но и имена. Например, сирень «Письмо Сольвейг» или «Мечтатель из Добеле», «Мать Эд Упитис»... Краски сливаются, словно смотришь абстрактные полотна, различая не предметы, а лишь цвет...

Уже вечерело, когда мы снова зашли в оранжерею послушать «тореадорскую харчевню». Я слушал стоя, все так же в плаще, понимая, что больше уже ничего не будет, а когда вернулись в кабинет, поблагодарил Маэстро за этот день, но он воспринял мои слова с иронией:

— Обычно друзья говорят, что от меня невозможно уйти живым... Они устают, — и вдруг предложил:— Присядем еще ненадолго.

Он достал большую тетрадь, записал в нее мой адрес, причем в этом был тоже стиль этого дома, его ритуал, затем протянул мне фотографию сирени и деликатно сказал: — Если нравится, оставьте себе.

Я снова вспомнил о том, что Упитис не подпускает к себе, людей, не подпускает, потому что не в силах отдавать половинчато. Он хочет, чтобы принимали все, но людям это не всегда свойственно, их устраивает малость, часть, от большой щедрости они чувствуй» большую усталость. Думаю, что день, который Маэстро позволил себе провести в праздных беседах со мной, — день для него особый, а мне просто повезло, и вот почему. Он все время в работе, в поиске, ему некогда остановиться, он торопится завершить свой труд, но, едва окончив, понимает, что это лишь малая часть. И однажды наступает момент, когда он непременно должен остановиться, чтобы увидеть дело рук своих, своего таланта, чтобы побывать в этом Прекрасном, почувствовать в нем самого себя и поделиться этим. Быть может, сегодня был именно такой день?

Уже на шоссе я понял, почему Боч так хотел увидеть своего друга. Я понял это по себе. Упитис заражает такой жизненной энергией, таким зарядом, что его хватает на долгое время. Без таких, как он, без встреч с ними трудно и одиноко жить...

Я торопился к поезду, в лицо хлестал дождь. Я набросился на залежавшийся в портфеле бутерброд, закурил и поймал себя на том, что тороплюсь, тороплюсь в Ригу. Раймонд Боч ждет моего звонка.

Надир Сафиев, наш спец. корр.

Николай Петрович Чикер проснулся раньше своих попутчиков и, чтобы не будить их, вышел из купе, потихоньку задвинув дверь. Светало. По вагону бродили зябкие сквозняки, покачивали занавески на окнах. Одну из тряпочек он намотал на перекладинку, сдвинул в сторону — чтобы не мешала глядеть. Подышал на стекло — стекло запотело. Да, вот и кончилось лето, утро прямо осеннее. Последние дни августа...

Покрикивая гулко, как в туннеле, поезд лесным коридором шел к Москве. Там их вагон перегонят на Курский вокзал, подцепят к южному составу, и через сутки с небольшим — знакомый светлый город, Черное море, служба. Ленинградские приятели часто подшучивали: «Из отпуска — да на юг! Сплошной курорт получается, а не служба...»

Точно паровозный пар, утренний туман сползал с пригорков, с полян и исчезал в рощах, кое-где тронутых желтизной и багрянцем. На одной из просек, затянутой прозрачной синей дымкой, шел одинокий грибник. Он брел, словно странник, с плетеной корзиной через плечо и с палочкой-посошком. И Чикер вдруг остро позавидовал ему: так было бы хорошо, скинув форменный китель и натянув какой-нибудь затрапезный ватник, двинуться по росным травянистым тропам в лесные дали, навстречу утренней свежести и птичьему гомону... Но все это теперь в лучшем случае откладывалось до следующего года.

Лес за окном стал редеть, а потом и вовсе исчез. Потянулись заросли тальника, и за ними открылось широкое белесое пространство.