Вокруг Света 1974 № 01 (2400) - страница 42

стр.

Роберт оперся о стену и смотрел прямо перед собой, безразличный к остолбенению бандитов и ко всему, что касалось его самого. Он видел сослуживцев по ту сторону завесы, видел, как они опускаются на пол, тяжело дыша. Женщина с ребенком на руках, распахнув дверь, кинулась через площадь.

Крис подошел к пластиковому занавесу, разрисованному вплавленной в него проволокой, прижался лицом и ладонями к его гладкой поверхности и смотрел ему прямо в глаза. По движению его губ Роберт понял: Крис что-то говорит, но не мог расслышать его слов сквозь преграду в оглушительном грохоте автомата — это один из бандитов опорожнял магазин, пробуя разбить занавес. Бессильные пули только царапали пластик, высекая из него десятки матовых звездочек...

«Полковник» уже понял, что это конец. Он медленно снял маску, открывая умное холеное лицо поставил пистолет на боевой взвод и навел его на человека, который заперся с ним в одной могиле, отняв у него тем самым двадцать, а может, и все тридцать лет жизни.

Роберту не хотелось смотреть в его глаза, горящие ненавистью и наполняющиеся страхом. Его самого страх уже покинул в тот момент, когда он вернул ребенка матери, теперь он ощущал лишь усталость и удовлетворение, что ему это удалось. Он отнял у «полковника» право распоряжаться их жизнью, и весь свой прежний страх он швырнул тому в глаза. Однако Роберту не хотелось в них смотреть, чтобы бандит не подумал, будто он молит о пощаде. Он медленно опустил голову и заметил на своем большом пальце прилипшее радужное крылышко.

Перевел с польского Николай Пащенко

О человеке, который шел к радуге

img_txt к="" который="" о="о" радуге="" человеке="человеке" шел=""

Как ни странно, но с русским путешественником Василием Яковлевичем Ерошенко нас познакомил великий китайский писатель Лу Синь. Собственно, в 1922 году, когда Лу Синь написал «Утиную комедию», это знакомство еще не состоялось. Кто же из русских читателей мог поверить, что герой новеллы — реальное лицо? Ведь сам Лу Синь не раз уверял, что созданные им образы всегда собирательные.

«Слепой русский поэт Ерошенко, не так давно приехавший в Пекин со своей шестиструнной гитарой, часто жаловался мне:

— Тишина, тишина, как в пустыне.

Пожалуй, это верно, но я как старый житель Пекина этого не замечал... Иногда мне казалось, что в Пекине даже шумно. Может быть, то, что для меня было шумом, для него было тишиной...

Однажды ночью, как раз когда кончилась зима и начиналось лето, у меня случайно оказалось свободное время, и я зашел к Ерошенко. Он жил в семье Чжун Ми. В такой поздний час вся семья спала, в доме было тихо. Ерошенко лежал в постели, нахмурив густые золотисто-рыжие брови. Он думал о Бирме, где когда-то путешествовал, и вспоминал бирманские летние ночи...

— В такую ночь, — сказал он, — там повсюду музыка: и в домах, и в траве, и на деревьях — везде трещат насекомые. Все эти звуки сливаются в гармонию, таинственную и чудесную... В Пекине нет даже лягушек.

Пытаясь спастись от тишины, поэт достал головастиков и начал разводить «музыкантов в пруду». Потом он купил утят. Утята съели головастиков.

...Прошло некоторое время, утята сбросили свой желтый пух, Ерошенко, тоскуя по своей родине — России, неожиданно уехал в Читу... Сейчас лето снова переходит в зиму, а от Ерошенко нет никаких вестей. Так я и не знаю, где-то он теперь... А здесь остались четыре утки, и кричат они, как в пустыне: «Я...я!»

Ранняя ночь

Солнце в небе подарило мне видимый мир со всеми его прелестями, а ночь раскрыла передо мной вселенную, бесчисленность звезд и бескрайность пространств, всеобщность и внутреннее очарование жизни. И если ясный день познакомил меня с миром людей, то ночь приобщила к таинствам природы. Конечно, она причинила мне боль, вселила в душу робость. Но только ночью я услышал, что звезды, поют, почувствовал себя частью природы...

Пройдут годы, Ерошенко расскажет друзьям: «Я видел Токио», «Мне удалось посмотреть Бомбей». Он запишет сказки в Англии, Бирме и на Чукотке, будет жить в Якутии, на Борнео и на Филиппинах, его книги издадут в Японии и Китае. Отвечая на вопрос, зачем он путешествует по свету, ответит: «Просто я неисправимый бродяга». А сам будет возвращаться к тому дню, когда все решилось: он решил объездить мир, и это желание стало двигателем его жизни.