Вокруг Света 1975 № 08 (2419) - страница 47
Дело в том, что уже давно финансовые магнаты пытались убедить жителей Рионе Терра — старинного квартала, раскинувшегося высоко над бухтой, — продать свои древние дома и переселиться r заманчивые многоэтажки из гулкого бетона. Однако ни посулы, ни скрытые угрозы не действовали на рыбаков Пуццоли; они не желали перебираться в дешевые бетонные постройки, ибо рыбная ловля худо-бедно, но позволяла им не голодать. Чем было их пронять?
Надо сказать, что со времен глубокой древности почва вокруг Пуццоли много раз поднималась и опускалась, иногда на несколько метров за столетие. Останки древнеримского города свидетельствуют об этом: Нижний Пуццоли опустился под воду незадолго до тысячного года нашей эры, пребывал там все средневековье, а затем, накануне Ренессанса, вновь всплыл на свет божий. Именно на это явление обратили внимание синьоры, жаждавшие вложить деньги в строительство на дивном холме Рионе Терра. Чтобы убрать, наконец, замшелых провинциалов, цеплявшихся за свои дома, им пришла в голову мысль спровоцировать панику и приказать устами высшей инстанции немедленную эвакуацию вожделенного холма.
Финансовые акулы действуют повсюду, и везде, сдается мне, облеченные высокими полномочиями лица вовлекаются во всякого рода скандальные затеи. Мы-то во Франции это хорошо знаем... Чем выше положение замешанных лиц, тем больше шансов на то, что скандал, если он возникнет, будет умело замят. Именно это произошло в Пуццоли. К сожалению, я не располагаю исчерпывающими донными. Но, будучи научным работником, считаю своим долгом во всеуслышание заявить о позорном поведении ученого, представившего заведомо ложные заключения и фальшивые цифры, какими бы причинами он ни руководствовался. Трижды позор, если за это он получил мзду.
Возможно, обо всем этом было странно вспоминать, шагая светлой ночью по склону Этны. Но я думал о людях здесь, на горе. Я шел среди помаргивающих созвездий. Звезды текли ручьями в фиолетово-бархатном небе, а городки и селения, притягивая взор, светили огоньками в трех километрах ниже. И звезды, и огоньки сверкали одинаково, и, если бы я не зная, что подо мной человеческое жилье, я мог бы счесть себя одиноким космонавтом среди безбрежности мирового пространства.
На северном и западном склонах Этны мало городков: Ранлаццо, Малетта, Бронте. Спускаясь широким шагом по скрипучему снегу, я обогнул коническую вершину горы, и тут за поворотом мне открылись новые созвездия — Адрано, Бьянкавилла, Патерно, а темноту между ними заполнили гроздья огней южного подножия Этны. Позади черного гребня показалось зыбкое свечение. Я знал, что это отблеск большого города. Зарево разгоралось с каждым шагом, и вот наконец появилась Катания, громадная туманность в окружении сестер поменьше: Мистербьянко, Бельпассо, Сан Джованни, Николози, Ачи Кастелло, Ачи Реале, Ачи Трецца, Джарре, Рипосто, Дзафферана, Тре Кастаньи, Форнаццо, и так до бесконечности. Я видел мерцание огней полумиллионного города, добрый десяток многотысячных городов и бессчетно — селений, где просто живет человек... Живет на вулкане.
Гарун Тазиев
Перевел с французского М. Беленький
Мягким блеск шелка
Корейцы удивительно тонко чувствуют материал: кость и глину, мрамор и драгоценные камни, бамбук и стекло, серебро и фарфор. Кажется, нет фактуры, из которой не создали они за тысячелетия своей истории вещей прекрасных и удивительных.
Где-то на заре нашего летосчисления развилась в Корее выделка бронзы. Далеко за пределы Страны утренней свежести расходились тщательно отделанные, покрытые хитроумным орнаментом бронзовые вазы, полированные зеркала, легкие и звонкие барабаны. Но еще раньше—задолго до бронзы — славилась Корея многоцветно расписанными сосудами из глины: простыми и пластичными чайниками, бутылями для вина.
С VII по X век распространились по всей Восточной Азии изделия корейских ювелиров — мастеров сложных композиций из светлого и зеленого нефрита, рубинов, янтаря, горного хрусталя в оправе, из серебра. Особо ценился нефрит — камень, символизирующий чистоту. Мерцание его поэты сравнивали с лунным сиянием. Потом пришло время фарфора необыкновенной ясности и прозрачности. Его украшали сложно: на поверхности необожженных изделий цветной глиной инкрустировали цветы лотоса и пионы, танцующих аистов, бамбук, ветви сосны. Потом все покрывали глазурью.