Вокруг Света 1976 № 11 (2434) - страница 19

Вспомнилась девушка-географ, которая несколько лет назад работала в наших краях. У нее было странное имя — Донара. Говорили, что она не боялась уходить далеко и нередко неделями жила в Папанинской избе у птичьего базара. Говорили еще, что со времен Папанина в избе был журнал, в котором «отметились» все, кто там побывал. И Донара увезла тот журнал с собой, положив вместо него чистый...

Вадька, выслушав меня, молча поплелся вперед. Я надеялся, что, может, удастся увидеть где-нибудь птиц. Услышать их, наконец. Но, кроме журчания воды, ничего не было слышно.

— Нет ее, избы, нет! — вдруг закричал Вадька. — Вранье все.

Он бросил палки, снял ружье с плеч и швырнул его на мокрую землю. Уселся на лыжи, обхватив колени руками.

Я растерялся, понимая, что дело принимает серьезный оборот. Конечно, передохнуть необходимо, но сидеть долго нельзя. Замерзнешь. Вадька, как я догадывался, решил составить мне компанию не только ради того, чтобы помириться, но и беспокоясь, чтобы со мной чего-либо в одиночестве не произошло, и вот теперь сам «сломался»: слишком тяжелой оказалась дорога. «Вставай, вставай, — поднимал я его как можно спокойней. — Есть изба, никуда она не денется».

Солнечное ослепление, повлекшее меня в странствие, давно прошло, теперь я способен был рассуждать трезво, но придумать в этой ситуации что-либо дельное не мог.

Идти на берег, попытаться разыскать плавник посуше, разжечь костерок, обогреться, дождаться, когда начнет пригревать солнце? Криво усмехнувшись, Вадька выбросил на снег промокший спичечный коробок. Он был у него в кармане брюк, когда мы провалились в ручей. Под глазами у Вадьки появилась синева, лицо было бледное, усталое. Стало чертовски холодно, мы замерзали, а он продолжал сидеть и мычал уже что-то невнятное.

...Скорее интуитивно, чем осознанно, я вскинул голову. Мозг, очевидно, сам отыскивал варианты спасения. В небе высоко-высоко летели две белые чайки. Они летели деловито, строго выдерживая направление, как самолет по трассе, в сторону Северной Земли.

Вдали было видно еще несколько птиц, летевших в том же направлении, потом еще. «Кормиться летят», — осенило меня. Я слышал, что птицы летают кормиться к полыньям, которые находятся порой за десятки километров от гнездовья. Значит, место, откуда они летели, и было птичьим базаром, и мы еще не прошли его. От радости я так заорал, что Вадька с опаской поглядел в мою сторону. Когда я растолковал ему, в чем дело, он встал. Откуда только силы взялись!

Почти бегом мы прошли километра два, но потом сбавили шаг. Сомнения опять начали закрадываться в душу. Ведь птицы могли лететь не с Малого, а с Большого базара, до которого было еще не меньше двадцати километров. Вадька шагал как сомнамбула, с полнейшим безразличием, два раза падал, словно спал на ходу. Лицо его было вымазано в грязи. И ему и мне каждый шаг давался с трудом, но вид приятеля заставлял меня держаться, словно чувство ответственности прибавляло сил.

Вдруг мы увидели светлую, как песчаные дюны, гору. Казалось, что около нее можно будет обогреться: место было неожиданно сухое. Мы медленно приближались к ней, не в силах ускорить шаги. На каменистом мысочке увидели реперный знак из тонких жердей, а затем что-то похожее на жилище. Подумалось, что это опять бочка, но чем ближе мы подходили, тем больше появлялось уверенности, что это действительно изба. Небольшая, с двускатной крышей, похожая на баньку, какие рубят где-нибудь на Северной Двине. Дверь была заботливо прикрыта палкой. Мы отворили ее и поняли, что спасены. В углу у входа стояла печь. Сухие дрова лежали в ней, приготовленные для растопки.

В избе было сухо, прибрано, будто хозяева покинули ее совсем недавно. Умело поставленная на каменистом бугре, за эти солнечные дни она, видимо, успела просохнуть. Маняще блестели нары из струганых досок, их укрывала оленья шкура. У окна был приделан стол, обитый фанерой.

Вадька нашел мешок с лапшой, соль, пачку чая. Сковорода, чайник и кастрюля — все было в избе. Нашлись и спички. Каждая находка вызывала немой восторг. Мы, по правде говоря, не ожидали такого приема, а когда отыскали банку свиной тушенки, даже растерялись от неожиданности.