Вокруг Света 1978 № 04 (2451) - страница 39

Вышли к облюбованной отмели, опустили на дно оплетенный веревками камень-якорь. Отец наловил наживку таррафой.

В этом деле ни Шико, ни сеньор Мораес ему не соперники. Нужно, чтобы грузила, расположенные по краю сети, развернули ее в воздухе правильным диском как раз над тем местом, где проходит стайка рыбы. Если сеть перекосится или не развернется полностью, в нее ничего не попадет. Раскрутив, забросили подальше куски свинца на нейлоновой жилке толщиной в спичку. К ней около грузила прицеплена на стальных поводках дюжина здоровенных крючков, наживленных сардинками.

У отца и у сеньора Мораеса леска намотана на катушки. Шико на катушку еще не заработал. Он держит за горлышко бутылку из-под содовой воды. На нее очень удобно наматывать леску или стравливать после заброса. Перезабрасывать приходится часто, потому что мелочь моментально объедает наживку, не засекаясь.

— Мане, а где твоя фига? — спрашивает вдруг сеньор Мораес.

— Тут была, — отец шарит по груди, темной и от природы и от загара, поросшей мелкими седыми курчавинками. Крест на серебряной цепочке цел. А фига — вырезанный из жакаранды (ценная порода дерева.) левый кукиш — исчезла. Вся семья Шико — верные дети « римской католической апостольской церкви , единственной правильной», как объяснил священник в школе. Однако, кроме Христа, отец учит Щико почитать Шанго, Ошосси, Эшу и в особенности Иеманжу, царицу вод. Второго февраля, в День моря, под Новый год и в другие праздничные дни он торжественно заходит по пояс в воду, чтобы пустить по волнам — прямо ей в руки — кружевные платки, сплетенные дочерьми, и каждую неделю ставит свечку на дне глубокой ямы, вырытой в песке, — чтобы не задувало береговым ветром. Фигу, амулет на все случаи жизни, он носил на одной цепочке с крестом, и вместе они по сей день надежно уберегали его от многих напастей.

— То-то у нас сегодня не клюет, — посетовал Мораес.

Хозяин жангады сам ходил в море и мог оценить важность потери. У кого было по пять или десять жангад — иное дело. Они сидели на берегу и не знали, как болят от соленой воды порезанные леской руки, как, отняв у паруса ветер, обрушивается, ломает и душит лодку и рыбаков пенный гребень океанского вала.

Солнце поднялось в зенит. Развело волну. Она высоко подкидывала заякоренную жангаду, обдавая рыбаков водой с головы до ног. Они сидели, ухватившись одной рукой за мачту или за козлы на корме, куда крепится корзина для рыбы. Другой сжимали леску. Леска безжизненно провисла. Даже мелочь перестала теребить наживку. Такое бывает в жаркий безоблачный полдень — глухая пора. Щико замечтался: он представлял себе, как поймает хорошую рыбу, получит за нее много крузейро и построит собственную жангаду. Тогда отец сможет ходить в море, сколько захочет, и у них будет новый дом, как у сеньора Мораеса.

Из задумчивости его вывел возглас отца. Мане, закрутив лессу вокруг мачты, упираясь в ее основание ногой, сматывал с катушки метр за метром, поддаваясь какой-то страшной силе. Мораес поспешил ему на помощь, жангада накренилась. Вот когда, наверное, хозяин всерьез пожалел, что третьим у них — мальчишка.

— Похоже, касан, — прохрипел Мане.

Так называют самую распространенную у бразильских берегов разновидность небольших акул. Однако иногда попадаются экземпляры поболее двух метров. Скупщики дают за них хорошую цену. Не ради плавников. В колонии жангадейро слыхом не слыхали не только о супе из акульих плавников, но и о странах, где его готовят. Даже теперь, когда в поселке появилась школа, Шико проучился всего год, и с тех пор ему как-то не выпадало случая проверить свое умение читать и писать. Колония жангадейро насчитывает примерно полтысячи семей, в каждой — по десятку детей, а в школе — два учителя. Тех, кто к ним ходит, они едва успевают научить грамоте. Из дальних стран в колонии знали только Северную Америку, потому что в кино крутили сплошь американские фильмы. Марки машин, сигарет и виски, употребляемые детективами и ковбоями, мог назвать в колонии любой мальчишка. Впрочем, знание этих, а равно и гастрономических наклонностей киногероев, остается платоническим. Рыбаки пьют тростниковую водку — кашасу, курят самокрутки и едят то, что дает им море. А горожане всей свежей рыбе предпочитают вяленую португальскую треску, импортную и потому дорогую. И, когда обстоятельства вынуждают их потреблять национальный продукт, акула получает кое-какие преимущества. Бразильцы в рыбе ценят не столько вкус, сколько величину и отсутствие костей.