Вокруг Света 1982 № 01 (2496) - страница 35

В октябре 1640 года десять служилых людей, в том числе Курбат Иванов, под командой пятидесятника Василия Витязева получили команду узнать, «...много ли брацких людей в верх Лены и на Байкал и Тунгуске реке... и откуда к ним братам серебро и камки приходят». На санях дошел Курбат Иванов лишь до устья Куленги, впадающей в Лену, составил чертеж и роспись к нему. «Да я ж, Ивашко, по государеву указу и по наказной памяти стольников и воевод Петра Петровича Головина с товарищи чертил чертеж великую Лену реку... и Байкал и в Байкал падучим рекам...» — писал сам автор чертежа в «Росписи службам Курбата Иванова». Эти документы были представлены якутскому воеводе П. П. Головину в феврале 1641 года. Чертеж не сохранился на долгом пути к Москве, а «Роспись против чертежу от Куты реки вверх по Лене...» впервые упомянула о Ламе — Байкале.

В другой «Чертежной росписи притоков реки Лены» есть любопытные данные о, может быть, самых первых плаваниях русских по Ламе: «Да у того ж князца Можеуля был тунгус Чилкагирского роду с Ламы и хотел нас, Курбатка Иванова, Федьку Степанова, убить. А сказывал — в прошлом де 148-м году (1640-м.— В. Г.) летом ходят по Ламе в судах русские люди казаки… а отколева те казаки пришли и давно ли по Ламе ходят, того не ведают... а Ламу называют брацкие люди Байкалом озером... А вода в Ламе стоячая, пресная, а рыба в ней всякая и зверь морской. А где пролива той Ламы в море, того те тунгусы не ведают». Слухи о море и о том, что оно, может, соединяется с «большим» морем, породили своего рода судостроительный бум: наряду с разведкой «пашенных землиц» казакам приказывалось «вынять лесу на государевы суды». Боярский сын Василий Власьев четко докладывает о ходе работ: «И те плотники и рядовые казаки выняли лес судовой дольной ис кокоры на 15 дощаников да на 4 лодьи». Можно не сомневаться, что плавания казаков по Байкалу происходили задолго до 1640 года...

Зимой 1642/43 года Курбат Иванов снова отправляется в поход. Якутский воевода помнил о своем одном из немногих грамотных казаков. Еще до ленских походов Курбат в полку воеводы исполнял обязанности целовальника, ведавшего учетом полкового имущества и продовольствия. Успех первого рас-спросного чертежа надолго определил деятельность Курбата как способного картографа. В эту зиму Курбат совершил уже поход на Байкал. Вернувшись, он составил новый «Чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам», который отправил П. П. Головину в сентябре 1643 года. Весна 1645 года была еще более беспокойной. Ожидался приезд новых воевод Якутска В. Н. Пушкина и К. О. Супонева, для которых Курбат составляет новый, более точный чертеж «реке Лене и в нее падучим рекам и Байкалу и в Байкал падучим рекам». За заслуги, в первую очередь в. картографии, в 1651 году Курбат Иванов поверстан был в сыновья боярские, много путешествовал по сибирским рекам, а в 1657 году был направлен воеводой в Анадырь на смену Семену Дежневу...

В 1661—1662 годах, когда были заложены Иркутский и Нерчинский остроги, завершено присоединение Забайкалья к России, дорога через озеро становится оживленной. Появляются описания байкальских чудес. Блестящее и едва ли не первое литературное описание пути через Байкал дал в своем «Житии» протопоп Аввакум. «Первые мы в тех странах с женою и детьми учинились от патриарха, в такой пагубной, паче же хорошей ссылке»,— писал Аввакум, «первый ссыльный Забайкалья». Каким же было сильным впечатление от путешествия! Ведь строки об озере были написаны спустя 15 лет после первого и 10 лет спустя после второго плавания по Байкалу.

Енисейский воевода Афанасий Пашков, с отрядом которого плыл к месту ссылки Аввакум, не баловал протопопа вниманием. Более того, он ему «укорачивал жизнь», всячески издеваясь над ним. Протопоп жалуется в «Житии»: «На Байкалове море паки тонул. По Хилке по реке заставил меня лямку тянуть: зело нужен ход ею был. На том же Хилке в третье тонул. Барку от берега оторвало водою,— людские стоят, а мою ухватило да и понесло...» Через пять лет, возвращаясь из ссылки, Аввакум, видимо, поднаторел в мореплавании. «Лотку починя и парус скропав, чрез море пошли. Погода окинула на море, и мы гребми перегреблись: не больно в том месте широко — или со сто, или с осьмдесят верст. Егда к берегу пристали, востала буря ветренная, и на берегу насилу место обрели от волн. Около ево (Байкала.— В. Г.) горы высокие, утесы каменные и зело высоки...»