Вокруг Света 1983 № 10 (2517) - страница 27

А когда проснулся, прозрел. Правда, в глазах у него все расплывалось, но он различал цвета, и это было прекрасно.

Кто-то приблизился к нему. Прыгучий Мышонок, однако, видел лишь расплывчатое пятно.

— Привет тебе, брат мой, — сказал чей-то голос. — Хочешь ты обрести волшебную силу? Пригнись как можно ниже, а потом подпрыгни как можно выше.

Прыгучий Мышонок сделал, как его учил голос. Его подхватил ветер и стал вздымать ввысь.

— Не пугайся, — сказал голос. — Ухватись за ветер и доверься ему!

Прыгучий Мышонок закрыл глаза и ухватился за ветер. А ветер вздымал его все выше и выше. Но вот Прыгучий Мышонок открыл глаза. Теперь он видел все четко и ясно, и чем выше взлетал, тем яснее видел. Вдруг он заметил на поверхности Волшебного Озера зеленый лист кувшинки, а на нем — старого своего друга, Лягушку.

— Ты получаешь новое имя! — воскликнула Лягушка. — Отныне имя тебе — Орел!

Х. Сторм, американский писатель

М ы свернули в переулок, и Оттфрид остановил машину у обочины булыжной мостовой. Потемневшие от времени и дождей здания стояли тесно и плотно, словно сторожили тишину. С соседних улиц тоже не доносилось ни единого звука большого города. Был сентябрь. И если верить календарю, лето еще продолжалось, но солнце уже зажгло себе в подмогу листья стоящих вдоль дороги лип и кленов. Большие каменные атланты, словно исхудавшие от прошедшего летнего зноя, пригнулись под своей тяжкой ношей — крышей. Доносился запах свежеиспеченного хлеба, который всегда казался мне запахом раннего утра...

Мы вошли в подъезд углового дома, и Оттфрид позвонил в дверь с латунной табличкой «Манфред Циммерман»...

Днем раньше, сразу после приезда в Карл-Маркс-Штадт, по пути в гостиницу я решил купить хлеб и заглянул в маленькую булочную. За стеклом прилавка из корзинок выглядывали румяные булочки. Подошла очередь, и я попросил у молодой продавщицы несколько штук. Она огорченно развела руками, ответив, что, к сожалению, этот хлеб уже продан, но если я располагаю временем, то могу подойти через час: как раз будет готов свежий. Если же он необходим мне немедленно, — пожалуйста, в двух кварталах отсюда большой продовольственный магазин.

При встрече с Оттфридом я вспомнил эту историю. Вместо объяснения он предложил мне побывать на хлебозаводе.

— Ты поймешь, — сказал мне Оттфрид, — что такое свежий хлеб.

У него были срочные дела на работе, но он все-таки проводил меня.

— Не волнуйся, примут тебя там хорошо. Мастер — мой друг.

...Открылась дверь, и миловидная девушка сказала, что мастер, к сожалению, ненадолго отлучился.

— Магда, познакомься, я вам тут? привез гостя из Москвы, — заговорил Оттфрид. — Так что, пожалуйста, до прихода герра Циммермана займись с ним. Желаю успехов!

И он исчез.

Я стоял в просторной прихожей, оклеенной веселыми обоями в мелкий цветочек, в нерешительности. Угадав мою растерянность, девушка показала на стоящие под вешалкой домашние тапочки:

— Будут впору?..

«А где же хлебозавод, о котором говорил Оттфрид?» — подумалось мне. Я почему-то представлял себе громадные цехи, множество людей и, конечно же, хлебные фургоны во дворе...

Герр Циммерман появился внезапно. Одет он был — даром что воскресенье — по-рабочему: голубой комбинезон, на голове — белая пилотка, голубой фартук, как щит, закрывает крепкую грудь.

— Прошу. — Герр Циммерман взмахнул рукой, как бы распахивая несуществующие двери. И мы двинулись по широкому коридору в темноту.

— Вот здесь и трудимся,— сказал он, когда коридор остался позади.

Я увидел комнату площадью примерно метров шесть на семь. Справа возвышаются два огромных чана — дежи, на стене — полки, видимо, для расстойки теста, здесь же еще три небольшие тестоформующие машины. А в стену слева вмонтирована печь. Мастер Циммерман подошел к ней и, подняв указательный палец, очень серьезно произнес:

— Печка в нашем деле — главное. С нее и начинаем осмотр...

Он открыл чугунную дверцу с замысловатым заводским клеймом и надписью «1905. Хемниц».

— Посмотрите туда. — Он присел на корточки, заглядывая в дымящую печную пасть, и затем пояснил, что подовая часть такая же, как у русских печей, но только чуть пониже. Топится она угольными брикетами, уложенными прямо перед топкой в миниатюрном погребке, закрытом железной крышкой.