Вокруг Света 1996 № 07 (2670) - страница 3

Однако осенью в Ираклионе, вспоминая Диктейскую пещеру, я уже не сомневался, что она — ТА САМАЯ, хотя доказательств этого, разумеется, не появилось. Изменилось мое отношение к Мифу: его фантастичность перестала возмущать мой разум, и, подобно местным жителям, я научился думать о Мифе, как о чем-то неотъемлемом для Крита и потому допустимом. Во всяком случае, я избавился от снисходительной иронии, с которой слушал весной незамысловатые комментарии сторожа.

— Зевса прятали здесь, пока он не подрос, потом перевели в пещеру Ида, что в центре Крита. Его воспитывали две нимфы, кормили диким медом и поили молоком козы Амалфеи. У наших коз очень жирное молоко. Поэтому Зевс и вырос таким сильным. Он всегда возвращался на Крит, к родной пещере и сюда же привез свою жену Европу, которая родила ему трех сыновей: Радаманта, Сарпедона и Миноса — мудрейшего из всех царей Крита...

Далеко в море качался на зеленых волнах белый катер — или это плыл белый бык, похитивший финикийскую царевну? Я думал о неслучайности Мифа. Зевс, обернувшийся быком, чтобы очаровать и украсть Европу. Посейдон, пославший Миносу в знак его царственной власти белого красавца-быка. Минос, нарушивший обет принести быка в жертву. Пасифая — жена Миноса — воспылавшая к этому быку порочной страстью. И плод роковой страсти — Минотавр, получеловек, полубык — проклятие царя Миноса, кровожадный затворник Лабиринта...

Лабиринт царя

В этот день в Кноссе, некогда столице острова и резиденции царя Миноса, было особенно многолюдно. У Южных Пропилей — остатков древней постройки с колоннами и выразительной фреской на стене — все время толпился народ, и мне никак не удавалось сделать снимок. Когда, наконец, люди схлынули, обнаружилось, что один турист, как назло, все еще маячит между объективом и фреской. Этому седому, прилично одетому европейцу было, очевидно, невдомек, что я уже потерял полчаса: он то подходил к фреске, то отступал. Новая волна туристов уже приближалась, и я почувствовал, что закипаю. Из двух доступных мне языков международного общения — английского и французского — я выбрал второй, решив, что он больше подходит для человека, потерявшего терпение.

— Эй, месье, — крикнул я довольно грубым голосом. — Не могли бы вы хотя бы на минуту взять правее!

Он обернулся и, смерив меня презрительным взглядом, отошел в сторону. Я, торопясь, снял общий план, затем план покрупнее, и — отдельно — фреску. Все это время справа доносилось недовольное брюзжание на чистом французском:

— Покоя от туристов нет! Кто их тащит сюда — лежали бы себе на песке и грели брюхо... — И что за страсть фотографировать декорации!

Последняя фраза задела мое профессиональное самолюбие — я повернулся к французу.

— Декорации?

— А что же еще? Оригиналы фресок, вернее, то, что от них осталось, — в музее, колонны, пропилеи — все ненастоящее. — Француз сделал возмущенный жест. — Вот задачка, которую я постоянно решаю: что в Кноссе подлинное, а что нет!

Я понял, что передо мной не просто турист.

Вы, вероятно, хорошо знаете Крит? — спросил я.

— О, да! Я бываю здесь раза три в

году. Меня зовут Патрик Фор. — Старик выжидательно взглянул на меня. — Вижу вы никогда не интересовались Критом... Иначе бы знали фамилию Фор. Поль Фор — мой счастливый однофамилец — провел на Крите 20 лет.

Его знал здесь каждый пастух, каждый крестьянин. А я мог только следить за его путешествиями да читать его книги. Судьба, увы, не позволила мне стать археологом.

— Но вы отлично разбираетесь в археологии! — польстил я старику.

— Вы правы. Я могу судить... И вот что я вам скажу: Эванс совершил археологическое преступление, превратив Кносс в туристскую Мекку!

Я вспомнил скромный бронзовый бюст у входа в Южные Пропилеи и надпись «Сэр Артур Эванс». Гиды всегда говорили о нем с почтением: Эванс раскопал Кносс, восстановил дворец царя Миноса (он же Лабиринт), обнаружил древнейшую на Европейском континенте высокоразвитую культуру и дал ей название: «минойская».

— Однако нужно отдать ему должное, — сказал француз примирительно.