Волк в овечьей шкуре - страница 50

— Да Витька Хромой катер продает, но дорого. А катер хороший, даже каюты есть. «Ярославец». Я ему сам движок собирал, завтра узнаю, продал или нет.

— Только ты когда будешь узнавать, скажи, что у тебя в Омске родственник хочет купить, у тебя там есть кто-нибудь?

— Ну, конечно же, зять с дочкой там, вот и скажу, что он хочет.

— Правильно. А еще нам нужна одежда, — я вздохнул, вспомнив, кто я. — Правда, тут ты не помощник.

— А что одежда? Вон, Галка даст.

Я улыбнулся и кивнул на бутылку. Вот эта одежда нам точно не подойдет. Я представил, как мы будем выглядеть.

Мы выпили и закурили.

— Ты говорил, у тебя дочь в городе?

— Да, Настя наша.

— А сколько ей лет?

— Да она еще молодая, 27.

Это был вариант.

— Дядь Коль, а ты сможешь в город съездить и попросить Настю, чтобы она купила для нас вещи? Деньги — не проблема. А муж где работает?

— Съезжу, конечно, тут ехать 40 минут, а Виталя работает в милиции. Может, он вам поможет.

— Стоп, ему ни слова про нас, хорошо? И дочь пусть не говорит пока.

— Да ты что, он хороший человек.

Я постарался объяснить ему как можно мягче:

— Понимаешь, я ничего не имею против него, но с этим домом не все так просто, его курируют менты и федералы. И поэтому не надо, чтобы он знал. Вдруг он захочет раскрутить это дело, и тогда для него это может плохо кончиться.

Он посмотрел на меня внимательно.

— Я вот никак не пойму, смотрю на тебя, слушаю тебя, а если не секрет, сколько тебе годков?

— 18 полных, — абстрактно ответил я.

— Ну вот, ты же хотела сказать, что не доверяешь ему, а сказала так, чтоб меня не обидеть. Но если дом курируют менты и федералы, я бы на твоем месте тоже не доверял бы сотрудникам милиции. Вот только не пойму, как они вместе уживаются.

— Я тоже этого не мог понять, когда услышал информацию, не поверил…ла… Но, видимо, они прикрывают друг друга. Здесь же не только девочки, но и наркота, и оружие, а это уже более серьезно. И я думаю, что и прокуратура не отстала. Они могут иметь каждый свой интерес, но и прикрывать друг друга. Других объяснений я не вижу.

— Я вот смотрю на тебя, дочка, ты молодая, красивая, милая, совсем еще ребенок, а когда смотришь в глаза, даже пугаешься, у тебя взгляд битого жизнью и опытного человека, да и рассуждаешь ты не как девочка-подросток. Я не знаю, где ты всего этого набралась, и даже спрашивать не буду.

— Понимаешь, трудное детство, деревянные игрушки, — с улыбкой сказал я.

— Когда я подошел к вам в лесу, я видел не тебя, сейчас ты другая, а там от тебя веяло смертью, взгляд у тебя как у хищника. Ты совсем не простая девочка, и теперь я понял, кто устроил заварушку в том доме.

— Может, выпьем и поговорим о деле, — предложил я, устав слушать его болтовню. — А кто я такая, ты, отец, не поймешь. Я и сам…а понять не могу. Давай лучше выпьем.

Мы договорились с ним, что утром он поедет в Омск.

— Девочки тебе напишут, что надо взять, укажут размеры, дадут деньги. Ты все отдашь дочери, и она сама со всем разберется, ты только провезешь ее по магазинам.

— У нее у самой машина есть.

— Это еще лучше, тогда она сама и привезет.

Я начинал ощущать уже знакомый зуд в киске, и как налились и потяжелели груди. Соски были как каменные, и даже ночнушка не скрывала их. Я вспомнил про инъекцию.

— Все, я спать, — пошатываясь от выпитого, я побрел в комнату, чувствуя, как возбуждение нарастает с каждой секундой, Марина и Катя спали вместе, значит, мне к Вере, черт, я же сейчас подниму на уши и этот дом, только уже своими криками и стонами. И уже с трудом контролируя свою страсть, я впился губами в Верины губы. И она сквозь сон начала мне отвечать. А я не мог насладиться ее сладкими и нежными губками, так она мне нравилась. Мной овладела действительно безумная страсть, и что теперь будет со мной, я понятия не имел, ведь я потерял то, что называлось фиксатором Яна Тендева.

Собрав всю волю в кулак, я оторвался от желанных губ Веры, которая уже проснулась и начала охотно отвечать.

— Прости, но мне надо что-то сделать, мне сегодня вкололи какую-то дрянь, и у меня начинается, как у вас это называется, бешенство матки, — «черт, вот я и сказанул!»