Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”) - страница 3
А вот как Дмитрий Антонович, способствовавший в октябре 1993 года расправе с Верховным Советом Российской Федерации, вглядывался в глубь советской истории в 1987 году в своей книге “Оружие истины”: “Вся наша жизнь, ее образ, строй, черты призваны утверждать великую истину: социализм делает максимум возможного во имя человека, его блага, идеалов, ценностей. То, что в нашей жизни мы считаем обычным, естественным, является, если вдуматься, неотразимым аргументом нашей исторической правоты, верности наших идей, силы марксистской истины. Каждый в обществе, от министра до рабочего, — товарищи, каждый реально может быть избран в советский парламент — Верховный Совет; каждый имеет гарантированное право на труд, отдых, образование, медицинское и социальное обеспечение, жилье, гражданские свободы. Каждый! По существу, эти неотразимые аргументы — главные устои нашей борьбы с идеологическими инсинуациями классового врага.
Да, мы знаем,— продолжал автор, занимавший должность заместителя начальника ГлавПУРа Советской Армии и Военно-Морского Флота,— что у нас есть упущения, ошибки, недостатки. Не секрет, что, как отмечалось на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС, “на определенном этапе страна стала терять темпы движения, начали накапливаться застойные и другие чуждые социализму явления”. Но, будучи твердо убежденным в превосходстве социализма над капитализмом, наш летописец жизнеутверждающе призывает читателей проникнуться концепцией ускорения социально-экономического развития СССР на 1986—1990 годы и на период до 2000 года, разработанной XXVII съездом КПСС: “Подобные планы, имеющие глубокую научную основу,' не могут не поражать нашего воображения. Они, эти планы, дают нам прекрасные аргументы в борьбе с теми, кто не перестает твердить о “кризисе социализма”... Наши устремления в будущее, способность ускорить общественное развитие подтверждают великие преимущества социализма”[2].
И не было в Советских Вооруженных Силах более неистового борца с “классовыми врагами” и инакомыслящими, нежели Волкогонов. Недаром писатель-эмигрант В. Максимов до сих пор вспоминает, как в годы перестройки генерал-философ называл советских диссидентов “агентами ЦРУ”, а Максимова — “уголовным преступником” и “лакеем империализма”[3]. Не менее уничижительной критике подвергались в книге “Психологическая война” и другие, всемирно известные диссиденты: “В буржуазных идеологических центрах на Западе стало модным, подхватив тезис какого-нибудь отщепенца, внутреннего эмигранта А, Сахарова, тут же делать глубокомысленные выводы, что это, дескать, прямое выражение взглядов “внутренней интеллектуальной оппозиции”... “Организаторам подобных диверсий,— по-прокурорски поучал Волкогонов,— стоило бы знать, что советская интеллигенция — плоть от плоти своего народа, живет его интересами, чаяниями и вносит огромный вклад в дело коммунистического строительства”.
Подвергая разносу эмигрантские организации, контролируемые ЦРУ, наш летописец вновь бичует инакомыслящих: “Они стремятся вызвать диссидентство в социалистическом обществе, отвратительную разновидность социального ренегатства. В этих целях... назойливо муссируют имена предателей Родины типа Солженицына, Буковского, Плюща и им подобных. Для всех в Советском Союзе ясно, что эти люди никого не представляют, что это моральный шлак, социальные отбросы общества”[4].
Со временем, когда академик Сахаров станет одним из руководителей оппозиции в Верховном Совете СССР, а произведения Солженицына заполнят “Новый мир” и будут широко издаваться собраниями сочинений, корреспонденты столичной прессы припомнят Волкогонову ругань в адрес А. Сахарова., А. Солженицына, П. Григоренко и других диссидентов.
Генерал-философ, видимо, испугался судебного преследования и, выдавая себя за несмышленыша, признал в беседе с корреспондентом “Недели” в мае 1990 года, что “допустил в одной книге едкое высказывание по адресу А. Сахарова и А. Солженицина. Всего две строки. Глубоко это переживаю. Принес печатно извинения, но сам не успокоился. Не только мне, но и очень многим не было видно нравственное величие этих людей — в силу нашей идеологической зашоренности, слабой информированности”