Волшебное наследство - страница 28

— Пойдем, отец, — произносит возле его уха родной голос. — Очень удобный случай подвернулся. Я выведу тебя отсюда.

— Кто это еще здесь болтает? — взревел тюремщик, поднимаясь с земли. — Держите их, а то удерут!

Но в тот же миг от крепкого удара в поясницу скорчился и уже не смог подняться. Добравшись на четвереньках до дверей камеры, он завопил пуще прежнего.

— Ребята, бегом! — подгонял он солдат. — Держите их!

Однако солдаты находились не в лучшем положении. Сначала они тщетно пытались высвободить алебарды, а теперь были не в силах отлепить от алебард рук. Пальцы их словно свело судорогой, они вцепились в древко и не выпускали его.

— Пойдем, отец, — повторил голос Вита прямо в ухо мастеру. — Поспешим, пока не поздно.

Мастер спешит. Он словно вслепую ловит вокруг себя воздух, но так и не может ничего нащупать.

— Ах, Вит! — воскликнул он. — Я слышу тебя, но не знаю, где ты. — И, охваченный внезапной тоской, мастер воскликнул: — Ради всего святого, мальчик, ты жив?

Голос прошелестел около его уха, в нем звучали веселые нотки, и галантерейщик Пруба, сидя у себя дома, увидел, что мальчик улыбается во сне.

— Я жив, отец, за меня не беспокойся. Но тебе надо поторопиться, чтобы уйти отсюда подальше. Шагай прямо к воротам дворца, им не удастся тебя задержать.

Тюремщик, стоя на четвереньках, стонет и вздыхает, наемники дергают алебарды и ревут от злости — им никак не удается ни выдернуть свое оружие, ни отлепить от него руки, а мастер Войтех стоит, погрузившись в глубокую задумчивость, так что кажется, будто он вовсе и не торопится внять просьбам умоляющего голоса.

— Нет, — на удивление твердо и решительно отвечает он. — Я никуда не пойду, мальчик. Каждый из нас должен быть там, где ему суждено. Мое место здесь, я узнаю его. Если бы я сбежал отсюда, что стало бы со мной? Смог бы я снова заняться своим ремеслом, стать достойным мастером и домским гражданином? Нет, нет и нет! Я превратился бы в загнанного зверя, который не посмел бы показаться людям на глаза, а по следам моим, будто гончие, гонялись бы герцоговы оруженосцы. И таким образом, не разрешился бы ни мой спор с грабителями, ни дело освобождения нашего города. Так что я останусь там, где назначено мне судьбой, и пройду путь, который мне предначертан. И я верю, что это обернется на пользу и тебе, и всем.

— Отец, отец! — молит над ухом мастера тоскливый голос, но мастер повторяет с несокрушимой твердостью:

— Я поступлю, как решил. Правое дело должен отстоять либо я, либо еще кто-нибудь. Наш долг — бороться за справедливость и за свою свободу. Иначе нам не жить. И мы победим, мой мальчик, верь в это, как верю я.

И, не дожидаясь ответа, мастер Войтех зашагал по темному коридору. Некто незримый двинулся за ним следом, мастер чувствовал это и знал, что это не охранники. По пути он касался дверей других камер, за которыми раздавались бряцание цепей и стенания. Он с радостью отпер бы эти двери, да не знал как. Впрочем, он верил, что для всех несчастных — если это не злодеи — наступит день, когда они вновь увидят солнце и свободу. Он почти бежал по неровной дороге, насколько позволяла окружающая тьма. Вероятно, это был сон, хотя до чрезвычайности похожий на реальность. Мастер торопился, спешил скрестить взгляд с негодяем, задушившим свободу города Дом и объявившим себя единственным и неограниченным его властелином.

На какой-то миг потеряв уверенность, где же это происходит — во сне или наяву, не сошел ли он с ума, — шапочник спросил наугад:

— Ты еще здесь, Вит?

И голос возле его уха ответил:

— Да, отец. Я иду с тобой.

И тут далеко позади в глубине темного коридора послышались вопли тюремщика:

— Держите его! Он убегает! Ловите, ловите!

В коридоре узилища эхо разнесло глухие удары и крики сотен страшных, скрипучих и хрипящих, воющих и молящих, голосов. Они просили:

— Отвори и наши двери! Выпусти нас тоже! Свободу! Свободу!

Но мастер Войтех не обращал на эти голоса никакого внимания. Он торопился предъявить свой счет герцогу, после чего город Дом обрел бы свободу.