Волшебное наследство - страница 27

— Это не страх, сынок, это боль позора и унижения. Они меня бьют, а я не могу ни защититься, ни ответить на удары. Бить беззащитного могут только трусы. Стыдно мне, что городом правят такие люди.

Галантерейщик безутешен. Губы Вита шевелятся, но тщетно пробует мастер разобрать слова. Чудится ему, будто за словами мальчика что-то стоит, но невозможно понять, что же именно. Да и как тут разберешь, если в эту минуту раскрываются двери узилища, в камеру входят два алебардника и расталкивают измученного мастера, прогоняя его сон.

— Вставай, мерзавец! — орут они. — Сам герцог желает говорить с тобой.

Тень, притаившаяся у ложа мастера, отпрянув, прислоняется к стене, а галантерейных дел мастер, сидя у себя дома, ищет ответа на вопрос, отчего как раз в это мгновение лицо Вита словно каменеет. Мастер Войтех стряхнул с себя сон и уселся на своем убогом ложе.

«Это был сон, — говорит он про себя. — Почему я не умер во сне, зачем пробудился?»

И вдруг голос, самый дорогой на свете, голос сына, произносит прямо у него над ухом:

— Ничего не бойся, отец, я с тобою!

И мастер Войтех, решив, что это ему грезится, произносит вслух:

— Неужто ты и впрямь здесь, Вит? Ах, дорогой мой, уходи отсюда поскорее, это место совсем не для тебя.

— Свет, принесите свет! — орут вооруженные алебардами наемники и направляют свое оружие во тьму, откуда слышится голос шапочника. — Свет сюда, да поживее, у него тут кто-то есть!

Поспешные шаги грохочут по каменным плитам коридора, и в камеру вбегает тюремщик с зажженной масляной лампой.

— Идиоты проклятые! — возмущается он. — Что это вам в голову взбрело? Он ведь тут один-одинешенек.

— Но он с кем-то разговаривал, — клялись посрамленные алебардники.

— Спятил, наверное. Не с ним первым, не с ним последним такое в этой дыре приключалось, — похохатывает тюремщик.

Свет лампы освещает камеру, сырые стены выступают во всей своей пугающей наготе, тускло поблескивает каменная кладка; видно, как тонкими струйками просачивается из щелей и стекает на землю вода. Все — алебардники, тюремщик да и мастер Войтех — напряженно оглядывают тесное, наводящее ужас помещение. Однако видят только друг друга, никого больше.

— Это он сам с собой разговаривал, — хохочет тюремщик. — Ничего особенного. Такое часто случается.

— А я готов об заклад побиться, — встревает один из наемников, — что слышал еще чей-то голос.

Его приятель усердно ему поддакивает, тряся головой.

— Небось винца лишку хватили, — насмехается тюремщик и тычет их пальцем в животы, которые тут же поджимаются.

«Я бы тоже мог об заклад побиться, — думает мастер Войтех, и сердце его наполняется волнением и удивительным ощущением счастья. — Здесь был мой Вит, это он уговаривал меня ничего не бояться. Да, сынок, ничто меня не испугает, даю слово. Городу нужны мужественные люди, и тебе за твоего отца краснеть не придется».

Меж тем тюремщик большим ключом разомкнул оковы на руках и ногах шапочника, и стража вывела мастера Войтеха из камеры. Тюремщик еще раз осветил его лампой с головы до ног и расхохотался, довольный. В этом оборванце, с синяками и кровавыми подтеками и ссадинами, никто не узнал бы состоятельного домского горожанина и члена сената.

— То-то герцог потешится, увидев, как славно мы радеем об его гостях! — воскликнул тюремщик под общий смех наемников.

— Можно бы и еще чуток добавить, — предложил один из них, здоровенный громила, и оба солдата занесли над головой свои алебарды, чтобы древками ударить узника.

Далеко от тех мест, в столовой своего тихого дома, галантерейщик видит, как нахмурилось лицо спящего Вита, как быстро-быстро зашевелились его губы, и тут же в коридоре тюрьмы герцогского замка солдатские алебарды невообразимым образом зацепились за каменную кладку и наемники с проклятиями и бранью тщетно пытаются их высвободить. Тюремщик при виде случившегося спешит им на выручку, но стоило ему шагнуть, как он, поскользнувшись, рухнул наземь. Выпавшая из его рук лампа, отлетев неведомо куда, гаснет. Мастер Войтех недоумевает, ему непонятно, что происходит. Он стоит и спокойно ждет, что будет дальше.