Волшебный шар - страница 35

стр.

Мартин задумался.

— Меня всю жизнь считали человеком, и я сам склонен к тому же мнению. Но, пока вы не скажете мне точно, чем отличается человек от оборотня, я твердо сказать не могу.

Всадники зашумели.

— То есть вроде как ты и сам не знаешь!! — злобно крикнул молодой всадник откуда-то сзади.

— Но если бы я решительно и быстро сказал «конечно мы люди», вы бы немедленно решили, что я лгу, — терпеливо ответил Мартин, — объясните мне, как мы можем доказать, что мы люди? Иначе что вам наше слово?

— Хорошо. Вы докажете, — холодно сказал глава отряда. На Мартина и Женьку набросились сразу двадцать сильных мужчин, мгновенно связали по рукам и ногам, и швырнули в тележку. Ослика схватил под уздцы кто-то из хунни, и их повезли куда-то в сторону от наезженного пути, в дикую степь.

Их молча везли целый день, пока навстречу не попался другой отряд, еще больше первого.

Хунни посоветовались друг с другом, и начальник большего отряда велел вытащить Мартина и Женьку из тележки.

— Покормите их и дайте им немного размять ноги, — велел он, — ведь они могут оказаться и людьми.

Когда Мартин и Женька поели и отдохнули, их снова посадили в тележку, а ее подкатили к костру, у которого сидели несколько старших всадников хунни.

— Вы спрашивали, чем отличается человек от оборотня, — медленно сказал глава большого отряда, — мы вам ответим.

— Оборотень не жалеет ни слабого, ни старого, ни малого, — сказал другой хунни.

— Оборотень лжет, — добавил третий.

— Оборотень завидует людям и желает им смерти.

Мартин и Женька переглянулись.

— Так мы не оборотни, — пожал плечами Мартин, — во всяком случае, по этим критериям.

— Откуда нам знать? — спросил глава малого отряда.

Мартин задумался.

— Ну да. Будь я оборотнем, я бы тоже так сказал. Ведь оборотень, как вы говорите, лжет. А он обязательно всегда лжет?

— Нет, — удивленно сказал один из хунни, — зачем всегда? Тогда, когда ему это выгодно.

— Эх, жаль, — сказал раздосадованный Мартин, — а то я мог бы сказать «я оборотень» — если бы оборотень всегда врал, он бы не смог это сказать, правильно?

Хунни переглянулись.

— Не путай нас. Мы отвезем вас в священный город, и в день полнолуния вас столкнут в костер, сложенный из серебряного дерева.

— Зачем? — с интересом уточнил Мартин.

— Если вы люди, вы просто умрете, и мы вас похороним. Если вы оборотни — вы начнете терять человеческие лица, и ваша ужасная сущность выберется наружу, и вы нападете на нас… и многих, я думаю, погубите. Но мы вас застрелим из сотни луков, и горящие стрелы станут вашей гибелью.

— Но это же нечестно! — крикнул Женька, — должен быть какой-то способ доказать, что мы люди, не вредя нам!

— Мы его не знаем, — пожал плечами хунни, — а рисковать нельзя, ведь оборотень на свободе угрожает каждому человеку: и ребенку, и женщине, и старику. Наш народ должен охранять мир от оборотней. Я сочувствую вам, но другого способа проверить — нет.

Хунни повернулся и отошел от тележки, в которой сидели Женька и Мартин. Остальные постепенно тоже разошлись. Караулить связанных пленников никто не остался. Да и куда бы они могли деться в широкой степи, даже если бы развязались? Куда можно убежать пешему от всадников?

Мартин смотрел им вслед и качал головой.

— Запомни, Женька, — сказал он, — можно разжалобить разбойника, можно перекупить жулика, но ничего не поможет против человека, который считает, что он делает правое дело, и не прислушивается к другим.

Женька задумался. Как ни странно, хунни чем-то напомнили ему добрых рыцарей. Они тоже стояли на страже и не жалели себя, чтобы защитить других людей. Но рыцари-то не нападали первыми. И если бы черные клубы жили бы себе спокойно в своей долине, то рыцари бы их, наверное, оставили в покое. Но может быть… может быть, уже и нет, теперь, после долгой войны.

— Я вот думаю, — спросил Женька Мартина, — а ведь, наверное, они когда-то сильно пострадали от оборотней? Но непонятно, почему именно так они своих врагов зовут — ведь нам не сказали, что оборотни превращаются в животных. Терять человеческое лицо… У нас так говорят про любого человека, если он ведет себя недостойно.