Воображаемый собеседник - страница 25

— Чего же вы боялись? — неожиданно для себя спросила Елизавета.

Теперь он окинул ее взглядом, а она потупилась. Действительно, ее вопрос был, пожалуй, слишком волен и подавал ему уже какие-то надежды. «Ну, с надеждами он подождет, — хвастливо подумала она про себя, — какие еще надежды!» А он, как будто торопясь, ответил:

— Так это я только сегодня решился подойти к вам. Я же говорил вам: я от смущения те глупые слова сказал. И сегодня меня прямо кинуло к вам. Раньше — разве б я решился? А вдруг бы вы и не посмотрели на меня? Ведь это я вас с первого взгляда полюбил, а вы бы, может быть, и знать меня не захотели.

Елизавета смущенно кашлянула и, не глядя на него — уж очень откровенно он заговорил, — спросила, чтобы переменить тему, хотя, признаться, прежняя тема интересовала ее больше всего:

— А как фамилия вашего товарища? Я у нас в доме всех знаю.

Молодой человек, как будто его и не прерывали, с прежнею готовностью ответил:

— У него очень смешная фамилия. Обыденный — его фамилия.

Елизавета нахмурилась. Она еще не сообразила, хорошо это или нет, что товарищем молодого человека оказывался ее брат. Но замечание о фамилии ее обидело. Она надула губы и протянула:

— Почему же смешная? Обыкновенная фамилия.

— Вот в том-то и дело, — подхватил он. — Уж очень обыкновенная. Даже как будто ее нарочно выдумали, чтоб подчеркнуть, что носит ее самый обыкновенный человек.

Все это Елизавете не понравилось. Она решила прекратить этот разговор (солнце тоже как раз спряталось) и сказала холодно:

— Это моя фамилия. А ваш товарищ — мой брат.

Молодой человек даже руками всплеснул и закричал:

— Не может быть!

— Почему не может быть?

Он замахал руками и с непререкаемым убеждением воскликнул:

— Да ведь вы — необыкновенная!

Это сразу смягчило Елизавету, и она даже улыбнулась. А молодой человек только тут сообразил, чего он наговорил раньше, смутился и прошептал:

— Простите меня, пожалуйста, это я чистую глупость сказал про фамилию. Мне все хочется в ваших глазах поумнее казаться, я и выдумал про вашу фамилию. А как выдумаешь нарочно, так всегда плохо, А фамилия обыкновенная, ничего в ней нет, очень хорошая фамилия.

Елизавета рассмеялась — она уже все простила ему за его искренность — и спросила:

— Ну, а вас как зовут?

— Камышов. Александр Васильич Камышов.

— Ну, Александр Васильич, я с вами тут долго стоять не могу. (У Камышова лицо вытянулось — по крайней мере вдвое.) Раз вы к нам шли, так идемте вместе.

И она повернулась и пошла в дом, а он пошел за нею, не в силах вздохнуть от неожиданного поворота судьбы и волнения. А войдя в дом, Елизавета крикнула:

— Костя, я тебе твоего товарища привела!

И у Камышова обмерло сердце от радости, от того, что, оказывается, не сам он пришел, а привела его Елизавета.

А при ближайшем рассмотрении оказалось, что ужасный нахал всем пришелся по сердцу. Правда, Елена Матвевна, как увидала первый же взгляд, брошенный им на Елизавету, нахмурилась и покачала головою, и через какие-нибудь пять минут начала строгий допрос: и откуда Камышов явился, и на какие средства живет, и кто его родители, и где он познакомился с Елизаветой? На последний вопрос оказалось труднее всего ответить, и Камышов было смешался, но выручила его Елизавета, которая уже с нетерпением дожидалась конца допроса. Она сказала:

— Это я, мама, вижу — он ищет кого-то на лестнице, я и спросила — кого. Оказалось — Костю. Вот мы и познакомились.

Неизвестно, поверила ли Елена Матвевна такому объяснению. Ей почему-то знакомство ее дочери с товарищем сына казалось более коротким. Но ведь матери не всегда имеют право голоса, да и как было начать выяснять это, не обидев Елизавету. Елена Матвевна промолчала и допрос прекратила, решив возобновить его при первой возможности. Но надо сказать, что, за исключением этого пункта, все ответы Камышова были вполне удовлетворительны.

Все это, конечно, происходило за чайным столом. А по окончании чаепития Константин увел товарища к себе заниматься. И ведь пришлось пойти, потому что иначе — зачем же появился здесь Камышов? Елена Матвевна спросила у дочери:

— Ты, кажется, Лиза, уходить хотела?