Воображаемый собеседник - страница 26

Но Елизавета беспечно, а может быть, и с деланною беспечностью ответила:

— Я раздумала.

Совместные занятия продолжались в первый раз недолго. Очень скоро товарищи вернулись в столовую, и Константин недовольно заметил:

— Ты нынче рассеянный какой-то, Камышов, все отвлекаешься. Лиза еще тут поет, а он все прислушивается.

Хорошо, что день уже клонился к вечеру и в сумерках никто не заметил, как покраснела Елизавета, — она ведь не без умысла напевала, — и как вспыхнул Камышов. Оставаться ему дальше было неудобно — Елена Матвевна готовила уже к столу. Он попрощался, и как-то вышло так, что проводить его пошла Елизавета. Открывая ему дверь, она лукаво спросила:

— Что же вы дальше думаете делать?

Он было не понял и задержался с ответом. Она быстро сунула ему руку и поднесла ее к его губам.

— Ну, уж целуйте, что ли, так и быть! Только ничего не воображайте. Это за то, что я вам заниматься мешала.

Молодой человек из породы нахалов растерялся так, что и тут не нашел слов. Уж очень колотилось сердце, а губы и не почувствовали, что прикасаются к женской коже, и даже ноги подгибались. А Елизавета руку отдернула, дверь почти прикрыла и в щелку шепнула:

— Приходите все-таки.

После чего замок щелкнул, и Камышов остался наедине с чем-то, весьма подозрительно похожим на счастье. Он и впоследствии никак не мог установить, добрался ли он к себе домой пешком, или каким-нибудь иным совершенно непостижимым и человечеству неизвестным способом.

Как бы то ни было, Камышов стал наведываться к Обыденным чаще, чем это находила нужным Елена Матвевна. Она, правда, не возражала, Потому что скоро привыкла к нему и стал он ей даже нравиться. И Константин уж больше на него не жаловался — наоборот, было ясно, что Камышов способнее своего товарища, легче все усваивает и ничего не забывает, но при этом терпеливо помогает и даже просто тащит Константина за собою. А когда начинались у молодежи споры, то, хотя Камышов защищал всегда такие мнения, с которыми Елена Матвевна никак согласиться не могла, но развивал он их так мягко, так нестрашно и убедительно, что возражать ему было выше ее сил. Да и не только ее сил, — Елизавета, например, как нарочно, никогда с ним не соглашалась, всегда противоречила, и Елена Матвевна только посмеивалась, слыша, как дочь ее сегодня пытается опровергнуть то, что вчера защищала, можно сказать, с пеною у рта, однако и Елизавета в конце концов оказывалась побежденною, а Елена Матвевна даже не удивлялась, что ее гордая дочка как будто радуется своему поражению.

Петр Петрович познакомился с Камышовым, когда тот стал уже в доме своим человеком. Он понравился и Петру Петровичу. По вечерам, когда старики оставались одни, у них прибавлялась тема для разговора. Елена Матвевна спрашивала:

— Как ты думаешь, Петр Петрович, выйдет что-нибудь из этого?

И Петр Петрович знал уже, из чего и что должно выйти, и. отвечал:

— Все может быть — поживем, увидим.

— С одной стороны, я думаю, — озабоченно, как бы у самой себя спрашивая, говорила Елена Матвевна, — уж очень она ему противоречит: на что он скажет «да», она сейчас — «нет». И уж очень холодная она к нему, никогда и не взглянет, не улыбнется. А он, прямо как листок к солнцу, к ней тянется. А с другой стороны, в наше время никому не доверишься. Хорош, хорош, а вдруг тоже окажется хулиган. Почитай-ка вот газеты или книжку.

Но Петр Петрович к этому времени уже начинал засыпать и бормотал сквозь сон:

— Сами разберутся, теперь все сами.

А Елизавета, действительно, упорно гнула свою придуманную линию и порядком мучила Камышова. Больше она не удостоила его не только поцелуя руки, но и с глазу на глаз никогда с ним не оставалась и очень часто равнодушно уходила из дому, как только он появлялся. Ей казалось, что она слишком легкомысленно с ним познакомилась и слишком многое разрешила в первый же вечер. Да ей и нравилось дразнить его. Она думала так: «Любит, так подождет, не любит, так и не надо». И ловя в его глазах то умоляющее выражение, которое она заметила при первой же встрече, когда обратилась к нему сурово, она едва сдерживала улыбку радости. Впрочем, она уже не сомневалась в его любви. Да и в самом деле, к чему ж тогда было все? Но вот если б ей сказали, что она сама любит Камышова, она бы, наверно, воскликнула: «Что? Какой вздор!»