Вопреки. Том 6. Бонусные истории - страница 11

стр.

— Это ведь не шутки, — она замолчала на секунду, а в глазах блеснуло что-то недоброе, но вряд ли мне стоит опасаться. — У вас, мой Герцог, есть сигил Хранителя?

— Разумеется, Миледи.

— Сигил Власти?

— Тоже.

— Раз так, тогда на вас, мой Герцог, магией возложено бремя власти. Веками кровь Хранителя закалялась, чтобы у него хватило сил справиться со своими обязанностями, никто другой с этим не совладает.

Я слушаю очень внимательно. Она знает о чём говорит, в её памяти многим больше, нежели её земная жизнь в качестве Алисы Лисовской. И это очень сильно меня настораживает.

— Никто? — с тоской спросил я. Очень бы хотел переложить всё это на кого-то, сбросить с себя ответственность и побыть с семьёй.

— Никто, — она обвела скучающим взглядом всех присутствующих, и добавила, понимая, что сигилы, магия, обычаи — всё это пустые слова для таких беспринципных людей, как нынешние гости Дум. — Есть лишь один человек во всех мирах, которому я буду подчиняться беспрекословно и он перед вами, — она прикрыла глаза и, когда открыла, они были устремлены на меня. — Он обещал мне беречь Небесный Трон. Я верю ему.

Это было сказано уже шёпотом. Через миг искры заглушили последний слог сказанных Алисой слов, в порыве унести мою девочку прочь, но я махнул головой в сторону, останавливая её. Она сказала всё, что нужно было услышать этим ублюдкам, но не всё, что хотел услышать я. Не место и не время для сантиментов, которых жаждет моя уставшая душа, и для прикосновений, ласк и… тоже не место. Хотя…? Место как раз не виновато, как и время — виноваты люди, впрочем, как всегда.

— Я бы хотел на этом завершить споры о легитимности и необходимости моего правления, — устало завершил я, а в глазах уже стояли сцены, которые должны заменить обед на более интригующее занятие. — Вопросы?

Пожалуйста, пусть они уйдут! Моя женщина изголодалась по ласкам, а я до боли в паху хочу доставить ей удовольствие. Прямо промеж ног.

— Думаю, у моих дорогих гостей вопросов быть не может, ведь всё предельно ясно! — вмешался Уолтер, приближая завершение этого беспредела. — Квинтэссенцию обуздать больше никому не удавалось, да ведь? Нужны ли ещё аргументы?

Я снова смотрел на Алису, пока Уолтер разгонял всех весьма вежливо.

— Алиса, я безумно раз тебе! — сказал он напоследок и даже положил ладонь на сердце.

Дверь закрылась, а в кабинете стало… очень напряжённо. Невольно расстегнул пуговицу на рубашке, сдавливающую горло. Алиса это заметила и открыла окно, давая воздуху путь в это душное помещение:

— Ничего не напоминает? — спросила она тихо.

А я как пёс, услышал её голос — готов был прыгать и махать хвостом, если б он у меня был.

— Знакомые ощущения, — голос мой был жутко хриплым, но такое бывает часто, когда я теряю самообладание от её чар. — Мы снова будто по разные стороны баррикад.

— Будто ты мой Хозяин, а я твоя Лимбо, — она посмотрела с терпеливой грустью, привнося в нашу странную беседу какую-то обречённость. — И это не из-за твоего зова Хозяина, Винсент.

Мы отдалились. Не нарочно, разумеется, просто мои обязанности образуют между нами пропасть.

— Я жива, — продолжила она. — И ты жив. Раньше это всё, что нам было нужно, но теперь мы снова будто чужие. Скажи мне, как так получилось?

— Ты права, — вина отпечатала на моём лице что-то невразумительное. — До боли напоминает то, что было давно, когда нас разделяла лишь гордыня и нерешительность. Но разница всё же есть: я люблю тебя, — прошептал заветные слова как заклинание, а её глаза невольно прикрылись, впитывая магию сказанного. — Люблю, и ты теперь знаешь это.

Смягчилась. Медленно подошла ко мне, садясь на край стояла, коснулась моих седых висков, которые так меня раздражают, напоминая о пережитом горе. Её прикосновение спровоцировало мурашки, разогнало сердцебиение, но вместе с тем подарило мгновение покоя для моего воспалённого от хаоса мозга.

— Я скучаю, — прошептала она, глядя мне в глаза. — Винсент, ты очень… — прикусила губы, и вложила в голос новые оттенки, — …Очень мне нужен.

Она знает, что я не могу бросить дела, но раз говорит это шёпотом, значит в душе уже не может сдержать крика.