Воробей, том 1 - страница 8
Потом. После. Возникали еще вопросы касающиеся ручного стрелкового оружия. Револьверов и первых прототипов автоматических пистолетов. Стальных касок, штыков и еще какой-то ерунды вроде обмоток или пряжек для портупей. И каждый раз Милютин занимал позицию прямо противоположную моей.
С министром финансов и морским министром у меня отношения сложились, скажем так: рабочие. А ведь и Михаил Христофорович, и адмирал Николай Карлович Краббе, так же, как и Милютин, числились сторонниками Великого князя Константина. Странно мне это было и непонятно. И я так и пребывал бы в сумерках очевидности, если бы Володя, князь Барятинский - бессменный адъютант, секретарь и доверенное лицо императора, не раскрыл мне глаза.
Одно к одному. События цепляются за личности, которые становятся причиной событий. Кто бы мог подумать, что мой хороший приятель, полковник личного конвоя ЕИВ, князь Барятинский, являющийся дальним родственником генерал-фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского, станет камнем преткновения в наших с Милютиным отношениях. Отчего-то, Дмитрий Алексеевич решил, что мы с обоими Барятинскими подговорили герцога Мекленбург-Стрелецкого интриговать в Комитете министров и Госсовете против проводимых военным министром реформ. Великий князь Константин Николаевич легко мог уверить своего протеже в нашей к нему лояльности, но, из каких-то своих, великокняжеских соображений этого не делал.
К слову сказать, Никсе такой раздрай в его ближайшем окружении, среди людей, коих государь считал своими соратниками, был не по душе. Во время одного из заседаний Комитета, Его Императорское Величество даже изволил, в резких выражениях, прервать наметившуюся было очередную перепалку. А после, когда я провожал Николая галереями из Старого Эрмитажа в Зимний, он порекомендовал мне немедля наладить отношения с Милютиным. Любым способом!
И я этот, едрешкин корень, способ изыскал. Только претворить в жизнь не успел. Наступил этот проклятый январь одна тысяча восемьсот семьдесят пятого года. А теперь вот выходило, что именно от позиции Милютина могло зависеть, как именно воспримет последний Манифест почившего государя Великий князь Константин Николаевич.
- Вам нехорошо, Герман? - по-своему истолковав затянувшуюся паузу, поинтересовалась императрица. - Впрочем, нам всем ныне нехорошо. Присядьте же сюда. И скажите, наконец, каков же мой шанс исполнить волю Николая?!
- Не смею… - пролепетал я, вдруг со всей очевидностью осознав, что этот новый, старый мир настолько сильно впитался в мою кровь, что невозможно было и помыслить плюхнуться в предложенное дамой кресло до того, как она усядется первой.
- Полноте вам, Герман Густавович, - устало отмахнулась Мария Федоровна, тем не менее, устраиваясь на сидении стула с вычурными ножками. - Дозволяю вам, мой верный рыцарь, сидеть в моем присутствии.
- Благодарю, Ваше Императорское Величество, - получалось еще с легкой хрипотцой, но уже куда более уверенно. Тем более что теперь и я мог дать отдых усталым членам. - Позволено ли мне будет спросить, сколь сильно ваше желание, не смотря на возможное противодействие вельмож, все-таки стать полноправной правительницей Державы?!
- Такова была воля моего царственного супруга,- очаровательно поджав нижнюю губу, вскинула подбородок императрица. - Императора Николая, которому вы, сударь, действительный тайный советник, клялись в верности.
- Так оно и есть, - я встал и поклонился. - Однако, Ваше императорское величество! Мне необходимо знать - намерены ли вы бороться за свое право управлять страной, а не удовлетворитесь опекой над наследником престола, Великим князем Александром? Дело в том, Ваше императорское величество, что братья покойного Государя…
- Да-да, братья! - вскричала Дагмар, перебивая меня. - Сергей с Павлом еще молоды и не могут никак… Да! Никак. Их влияние можно не учитывать… Алексея ныне нет в Петербурге. Куда вы его услали? В какие-то северные, льдистые моря? А ведь окажись он теперь здесь, Сейчикнепременно бы меня поддержал.
Мария Федоровна наверняка намеренно использовала домашнее прозвище третьего сына Александра Второго, хоть оно и казалось неуместным в том положении. Однако я понял смысл этого намеренно допущенного не комильфо. Их, императрицу, Великого Князя Алексея и молодую супругу другого брата Никсы - Владимира, великую княгиню Марию Павловну, последнее время и не называли иначе, чем "три мушкетера". Очередная поделка немецкого беллетриста, Георга Ф. Борна "Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы", была столь же популярна в салонах Петербурга, как и в прочих Европейских столицах.