Восхождение на Макалу - страница 20

В последующие пятнадцать лет непальские власти не давали разрешений на восхождения.

Только весной 1970 года путь к горе вновь оказался свободным. Организуется многочисленная японская экспедиция под руководством Йогеи Итоги и Макото Хара, в составе которой были даже две альпинистки: Наоко Накасеро и Йоко Ашиия. С большими трудностями экспедиция достигла вершины по юго-восточному гребню, который пытались покорить американцы.

В следующем году к Макалу опять прибыла французская экспедиция во главе с Робером Параго и взошла на вершину по почти отвесному западному ребру. Это прекрасный острый гребень с безмерно тяжелыми участками восхождения по льду и скалам. Осенью 1972 года югославская экспедиция, руководимая Алешем Кунавером, предприняла попытку покорить южную стену Макалу. Маршрут восхождения по отвесной стене предполагал на подступах к вершине идти по западному, «французскому», ребру, но внезапный приход зимних муссонов, холод, метели и массы свежевыпавшего снега прервали восхождение югославов почти у самой вершины.

И вот в 1973 году перед вратами, ведущими к Макалу, стоит чехословацкая альпинистская экспедиция. Ею руководит Иван Галфи, обладающий опытом экспедиций в Гиндукуше и на Нанга Парбат.

Конечно, жители Седоа и Бункина, пастухи и их стада коз, овец и яков с незапамятных времен знают дорогу в Барунскую долину. В долину, которая на юго-востоке, где Барун Кхола впадает в Арун, становится глубокой и почти непроходимой, с юга ведет самая короткая дорога. Но альпинисту, который приехал за тысячи километров из Европы и прошел пешком двести километров вдоль реки Арун, Барунский перевал представляется таинственными вратами в неизведанное.

Если читателя утомляет долгое описание мелочей и тягот пути, он может пропустить страницу или отложить книгу. Мы не могли сделать ни того, ни другого. Мы должны были идти дальше.

18 марта, пятнадцатый день пути из Дхаран-Базара. После ночи в джунглях мы шагаем по лесу, лишенному листьев. Он похож на рисунок карандашом. Мы шагаем прямо по цветам орхидей, как девочки, участвующие в празднике тела господня, правда слегка одичавшие от усталости и близости гор. Носильщики гонят овец и ягнят для жертвоприношения, которое состоится, когда мы доберемся до Барунской долины. Несмотря на спускающийся с гор холод, носильщики полунагие и босые, потому что они члены аскетической и дикой секты тяжелого труда, кашля и вздохов; символ самоотречения их секты — перекинутый через лоб ремешок экспедиционного груза. Они идут вверх, к перевалам, над которыми стоят черные тучи, к перевалам, за которыми скрыта долина обетованная, не имеющая для них никакого значения. Потому что их призвание — дорога, а не цель ее.

Караван покидает заросли волчьей ягоды. Аромат кустов дурманит, и голова кружится от воспоминаний о весеннем лесе где-нибудь у Карлова Тына, там волчья ягода издает благоухание, столь отличное от запаха воскресного шоссе.

Мы шагаем через заросли рододендронов, настолько густые, что холодное оружие в руках мужчин неустанно ударяется о твердое дерево, которое не выделяет смолу. Ярко-алые цветы рододендронов, как будто бросающих вызов, который остается неуслышанным, режут глаз, как пятна крови из разодранных ступней носильщиков на белом снегу.

Только смех и веселые разговоры слышатся над цепочкой носильщиков. Под босыми ногами подтаивает фирн. Не плач, а веселые песни вылетают из груди, сдавленной тридцатикилограммовым грузом. Печаль появляется в глазах, когда бушует снежная буря, когда посиневшие ноги стерты до крови. Мужчины и женщины с безнадежной покорностью стоят, не в силах даже дрожать от холода и сырости. И когда женщин тошнит от высоты и усталости, раскосые глаза их приобретают извиняющееся выражение.

Под свист метели мы разбиваем лагерь на высоте 3600 метров. Здесь мы проведем три ночи, здесь мы расстанемся с носильщиками, заново упакуем и распределим багаж, здесь снова начнутся раздраженные дискуссии с шерпами, которые, впрочем, закончатся катанием на лыжах.

21 марта 1973 года, в первый весенний день, мы преодолеваем Барунский перевал.