Восковые фигуры - страница 6

стр.

— Сидор Петрович оговорился, — вступилась Маша. — Он контуженный.

— Я не оговорился! — выкрикнул тот раздраженно. — Считайте, что это предупреждение последнее! Вам понятно, Захаркин? Последнее!

Забастовщик нахмурился и сунул ноги в тапочки.

— Ты чего на меня кричишь-то, голос повышаешь? — Дернулся как припадочный. — Кричишь на больного человека! Мне жить-то осталось…

И вдруг застонал жалобно. Бледное тело его переломилось надвое, в легких заиграл целый оркестр расстроенных музыкальных инструментов. Маша была потрясена, с ужасом уставилась на источник устрашающих звуков. Взгляд ее запутался в рыжих верблюжьих облаках. Захаркин был волосат, как молодой питекантроп. Кашлял в платок долго и надрывно, затем сунул его депутации под нос, одному и другому.

— Неизлечимое заболевание, — пояснил он, как бы уже смирившись с неизбежностью. — Еще полгодика помаюсь — и привет родителям! Прощай, мама, не горюй, на прощанье сына поцелуй! Эх, пожил, погулял, пора и честь знать!

Председатель комиссии брезгливо воротил от платка нос.

— Я не врач, я не разбираюсь! По-моему, обыкновенный кашель. Простыли, наверное, не бережетесь. Надо следить за своим здоровьем!

— Обыкновенный! — повторил Захаркин обреченно. — Вот уж и кровь пошла, пора оркестр заказывать! Свояк надысь говорит: на кладбище очередь, хоронить некуда, все забито! Мрут как мухи. А еще баяли, для членов профсоюза на гробы будто скидка на двадцать процентов, ничего такого не слышали? — спросил как бы с надеждой. — А может, врут?

От таких речей Сидор Петрович, большой жизнелюб и сторонник долголетия, почувствовал слабость в коленях. Выдохнул с трудом:

— Да где вы видите кровь? — Он нацепил на нос очки.

— А вот же она!

— По-моему, никакой крови тут нет. Взгляните, Мария Ивановна. Старое пятнышко. Наверное, вишню кушали или клубнику.

— Свеклу кушал, — припомнил Захаркин. — Свеклу с чесноком у дружка. Именины справляли. Забыл, ну надо же! С головой нелады!

Страхделегат обрадовалась:

— Вот видите, Леня, ничего страшного! Кто-то вам, наверное, наговорил, а вы такой впечатлительный, доверчивый. И цвет лица хороший, свежий! — Украдкой любовалась Захаркиным. При каждом его движении скульптурно выпирали мускулы, играли, словно котята под одеялом. Вот это мужчина! Сердце ее замирало в любовном томлении.

— Опять же в грудях пекет, — открывался Леонид в своих недугах. — Вот туточки, под дыхалом. А поясница… Особливо по утрам, как стеганет — не разогнешься, хрен его дери! — Он сморщился, лег на живот, с торопливой готовностью приспустил трусы, как перед лечащим врачом. — Вот туточки, где крестец.

Маша положила руку на больное место и слегка надавила. Захаркин дернулся и взвизгнул.

— Выше или ниже?

— Ниже… Жилка такая… прощупывается… Скажи, зараза!

— Болит?

— Чешется. — Захаркин разлегся, распластался поудобнее. — Вся спина чешется, — пояснил комиссии. — Оно точно, простуда, знать…

Маша, сбитая с толку, начала было добросовестно чесать. Сидор Петрович пресек неуместную самодеятельность.

— Мария Ивановна! Мы зачем сюда пришли-то! Вернуть товарища в лоно трудового коллектива. А вы? То хихоньки да хахоньки, а то почесушки устроили! Может, между вами какие-нибудь отношения этакие? Голову мне дурите? Ишь ты, тихоня! А со стороны и не подумаешь.

— Да нет между нами никаких отношений! — огрызнулась Маша. Сидор Петрович смотрел на нее, испытующе сощурив глаз.

— Общественница! Молодой активист! Она его чешет! Да чтобы я какую-то постороннюю ясенщи-ну… чесал!

— А что бы ты с ней делал? — Захаркин подмигнул Маше и осклабился. — Ведь как бывает, — продолжал он, — укусит какая-нибудь зараза, блоха там или комар, ни рукой ни ногой не дотянешься. А оно свербит…

— Да вы о ком говорите? — Заместитель озадаченно скреб переносицу, он потерял нить разговора.

— О посторонней женщине, о ком еще! Почему те уважить, руки что ли отсохнут?

— Мария Ивановна, вы что-нибудь понимаете?

— Конечно. Он все правильно говорит.

— Ишь, как они спелись! В одну дуду. Проясняется ваш моральный облик! Придется поставить вопрос ребром… Где надо…

Захаркин сел и сунул ноги в тапочки. Угрожающе поиграл мускулатурой.