Воспоминания - страница 23
Это отношение к Петру Петровичу придавало ему уверенности величия и такого гран-мещанства, которое чувствовалось в каждом его шаге, в каждом движении. Ему трудно было возражать. Все попытки были обречены на неуспех в этом загипнотизированном обществе. Ольга Васильевна, его супруга, как бы дополняла это настроение. Она зорко следила за каждым словом и каждой фразой, сказанной не в пользу Пети, и в случае надобности сама с яростью вцеплялась в разговор.
В шутках она ни на минуту не ослабляла своей работы. Она хотела, чтобы Петя занимал недосягаемую высоту во всем и везде, и когда распустившийся обнаруживал чрезмерную развязность, она заводила глаза в подлобие и делала вид страшного чудовища (это, конечно, в шутку) и громогласным голосом кричала «порежу!» (это тоже, конечно, в шутку). Петя говорил громко, властно, уверенно. Шутил он лучше всех и несмолкаемо пел испанские и итальянские песни. И тот, кто не обнаруживал восторга или восхищения, тот обличался в невежестве, немузыкальности и непонимании всего того очарования и прелести, которые настолько неизмеримо выше всего, что есть в России, в стране азиатской, в которой нет ни искусства, ни культуры, что вообще в такие минуты мне П. П. напоминал самого настоящего русского самодура, который отрекся от своей родины и ежегодно ездит за границу стирать свое белье.
Неофициальная часть вечера начиналась после выпитого вина, когда гости становятся несколько смелее и начинают проявляться. Тогда нередко случались курьезы на почве, например, того, что кто-нибудь из гостей прямо ляпнет: «Довольно, Петр Петрович, дайте еще кому-нибудь попеть». Нередко бывали артисты.
Петр Петрович также не любил слушать о русских певцах. Даже о Шаляпине. Он признавал только Баттистини, Карузо, Ансельми>[85]. На одной из подобных вечеринок я и И. А. Малютин, талантливый художник-декоратор Оперы Зимина>[86], который знал всех артистов, предложили П. П. привести… Веселовского>[87], тогда очень выдвинувшегося тенора Большого театра. П. П. Кончаловский отказывался, не веря ничему, но мы все-таки настояли и пошли искать Веселовского в два часа ночи, не зная точно его адреса, зная только, что где-то в Мамоновском переулке. Но, к счастью, попали очень удачно прямо в его квартиру. Он жил в одной квартире с В. В. Барсовой>[88]. Конечно, он спал, и, когда мы его разбудили, он рассердился, но от чести пойти к Кончаловскому все-таки отказываться не стал, но жаловался на горло, которое уже смазал йодом, и заявил, что петь он ни в коем случае не будет. Хотя мы и пошли, но в душе у меня была страшная досада, потому что нам именно нужно было, чтобы он пел. Дорогой я всячески его уговаривал хоть немного попеть, однако Веселовский стоял на своем.
Когда мы пришли, Петр Петрович любезно встретил нового гостя. Надо сказать, что Веселовский обладал на редкость невыгодной внешностью. Он был маленького роста, какой-то слабогрудый, лицо… скучное. Петр Петрович как-то иронически покровительственно вел себя с ним, как со школьником, которому предстоит трудный экзамен. Отношение ли Петра Петровича, или еще что случилось, не помню, но Веселовский неожиданно попросил, чтобы ему кто-нибудь проаккомпанировал, — он хочет петь. Ольга Васильевна, которая плохо играла на рояле, едва согласилась аккомпанировать арию Каварадосси «О дольчи бела» из «Тоски». Веселовский пел по-итальянски. Он обладал исключительно красивым тембром и недосягаемо высокими нотами. Словом, здесь я должен сказать, что подобное перевоплощение личности действительно можно назвать чудом. Находясь в исключительной обстановке среди лучших художников, слушавших его с величайшим напряжением, Веселовский пел с особым подъемом. На словах <…> он долго задержал ноту, по силе и красоте звука совершенно необычайную.
Он такое сильное впечатление произвел на Петра Петровича, что тот всерьез до слез его благодарил и источал ему фимиам. Он превратился в какого-то ребенка, и куда девалась уверенность! То же самое сделалось и с Ольгой Васильевной. Конечно, Веселовский немедленно был введен в круг высшего общества. Я, помню, рассердился, когда узнал, что на одном из таких «балов», как их сама Ольга Васильевна любила называть, был приглашен Веселовский, которого, собственно, я ввел в их дом. В большинстве же случаев вечеринки у Кончаловских происходили более или менее по одному шаблону.