Воспоминания - страница 54
Наконец, на разгулявшуюся критику и злопыхательство РАППа>[221] и РАПХа в лице представителей — Вяземского>[222], К…, Цирельсона, Антонова, Енгелик по линии ИЗОГИЗа и проч. обратил внимание ЦК партии и своим постановлением от 23 апреля 1932 г. положил предел допущенным перегибам со стороны указанных организаций. Постановление ЦК партии>[223] сводилось к роспуску организаций РАПХ и РОТХ и к ликвидации обществ ОМХ, ОСТ>[224], ОХТ>[225], «Четырех искусств»>[226] и др. и созданию единой московской областной организации>[227].
Художники по-разному восприняли это постановление, по существу содержащее в себе лаконический смысл, сводящийся к лозунгу «За качество продукции!» Одни толковали это как раскрепощение искусства от тематики, т. е. аполитизация искусства; более способные воспринимать идеи диалектического материализма понимали, что в стране борющегося класса не может быть отвлеченных идей и что искусство действенно, поскольку оно отражает эпоху. Наша эпоха является богатейшим материалом для творчества. Пафос борьбы за новую жизнь и перестройку человека в своем стремлении к созданию бесклассового общества является неисчерпаемым содержанием, которое должно целиком захватить эмоционально-творческим подъемом художника. Эти новые формы и новое содержание само по себе есть путь к созданию пролетарского искусства.
Я не истолковал постановление это как некую амнистию искусству, как его аполитизацию. Я не допускал, чтобы в стране, охваченной энтузиазмом строительства и борющейся за создание внеклассового общества, искусство могло быть безучастно и аполитично, но тем не менее в то же время постановление дает возможность художнику без административного нажима проявить себя в искусстве, свободно и без ограничений показать себя в ретроспективном объеме.
Я рассматриваю постановление ЦК как меру, которая кладет предел механическому воспроизведению революционных сюжетов старыми передвижническо-академическими методами.
Пора поставить вопрос о создании большого стиля пролетарского искусства. Для этого потребуется колоссальная работа над созданием новой техники, цвета, яркости для отображения нового содержания. Великое искусство не создавалось в быстрый промежуток времени. Для создания его требовались целые века, и только современные большевистские темпы превратят века в годы, и мы видим, что за пятнадцать лет происходит процесс большого брожения в искусстве: уже резко ставится вопрос о качестве, уже содержание перестало мыслиться без формы и форма без содержания. Художническое мировоззрение окончательно переключено. Художники в своей массе отдают отчет перед великими задачами сегодняшнего момента. Мы должны взять от старых мастеров пафос и мастерство, от современных — цвет, содержание и вкус к искусству, и я приветствую ориентацию на Рубенса, Рембрандта, прибавлю Тициана, Рафаэля, Эль Греко, обхожу Репина, как недостаточно яркого мастера с пониженной цветовой волей, предлагаю Сильвестра Щедрина, Левицкого, Сурикова, Врубеля, Сезанна, Дерена, Пикассо.
Устраивая свою ретроспективную выставку, вызвавшую большой общественный интерес, я имел в виду ту главную задачу, которая сводится к сопоставлению двух главных периодов моего творчества — дореволюционного кубофутуристического, эпатирующего против общественных устоев и вкусов тогдашнего общества, и периода послереволюционного.
Решено было устроить мою ретроспективную выставку начиная с первого «Бубнового валета». Выставка должна была быть открыта в марте 1933 года. Перед ней прошли две персональные выставки — Кончаловского>[228] и П. Радимова>[229]. Первая потерпела полный крах. Она не имела успеха, во-первых, из-за абсолютного отсутствия какой-либо связи с современным устремлением, во-вторых, из-за сравнительно однообразного содержания. Натюрморт и пейзаж превалировали на восемьдесят девять процентов, по качеству, правда, весьма высокие. Большой холст — портрет Пушкина>[230], изображенного в момент работы с пером в руке, приставленным ко рту, с глуповатым выражением лица (вполне допускаю такое выражение в момент творчества) и со скрещенными голыми ногами, не вызвал того, на что рассчитывал художник. Скучный серый фон стены, плохо написанное окно, слишком хорошо написанный натюрморт с кричащим цветом желтого одеяла, по существу ненужная выдумка с голыми ногами — все это вызвало сомнение и общую неудовлетворенность. Пресса единодушно раскритиковала выставку