Воспоминания Калевипоэга - страница 35
Околдовал-таки меня окаянный!
В том, что Создатель наш может чудеса творить, я не сомневаюсь. Ведомо мне, что компетентному человеку иной раз силы природы покоряются, но чтобы какой-то шелудивый Колдун меня, Калевипоэга, одолел, это уже фантастика! Какой же я тогда богатырь?
Долго я в ушах ковырял. И, гляди-ка, глухота прошла. Должно полагать, опилки да мусор в уши набились. Никакого тут колдовства нет, одначе и меча тоже нет…
Бил-колотил кулаками по башке, зубами от гнева скрипел.
Как пить дать, Колдун тать, он меч украл: на месте преступления нашел я пучок сухих трав, кои у вора из кармана выпали. Убрал вещественное доказательство в свой карман и приступил к розыскам.
Продирался сквозь чащобу, словно разъяренный вепрь, меж кустов рылся, в траве искал, вельми притомился и закручинился. Да… Ведь Колдун-то болтал, что проклятье на мече лежит…
До сего дня финляндское убийство меня мало волновало, я об оном и запамятовал. Вот долг — это да, о долге я беспокоился. А сейчас припомнил злосчастный сей эпизод, как старый кузнец анафеме меня предавал, как со стуком, упав с плеч, голова сына к отцовским ногам покатилась… Да, страшное я злодейство свершил!
Бродил по лесу, горькой кручиной объятый. И какой-то неясный трепет в душе зародился. Чудилось мне, что чибисы стенающими криками остеречь от беды хотят; ветка под ногой хрустнет — меня в дрожь бросает. Это меня-то, Калевипоэга! Потерял я покой и душевное равновесие.
Кружил по лесной полянке в задумчивости, словно не меч свой искал, а иное что-то.
Припомнилась матушка, давно уж не вспоминал я о ней. Как захотелось мне зарыться лицом в ее колени, вдохнуть родной запах материнских юбок!..
И вдруг очутился я на берегу неглубокой речки. В прозрачной воде сиял мой меч! Кинуться, схватить его, но дивный блеск словно заворожил меня — я стоял в оцепенении, не в силах пошевелиться.
«Сей меч тебе погибелью грозит…» — звучало в ушах предсказание Колдуна; а меч сверкал в воде, и красноватые водоросли, колыхавшиеся на дне ручья, придавали лезвию кровавый отблеск.
Долго стоял я возле речки в глубоком раздумье. А потом тихо заговорил с мечом, словно он был живым существом. Вспомнил, как с ним вместе скитались мы по лесам и полям; единожды лишь случилось то, чему не должно бы случиться… Неужто меч мой покинул меня и здесь, в лесной речке, решил остаться?
Вода тихо журчала, и сквозь грустные ее всхлипы послышалась мне скорбная песнь меча:
Видно, суждено моему мечу остаться лежать на речном дне. Навеки. Так предначертано свыше. Не висеть ему больше у меня на поясе… И заклял я свой меч на некий срок, до той поры, пока в надлежащий час явится муж зело разумен, вельми могуч (ну примерно вроде меня), и пусть тогда меч повелит волне со дна его извергнуть и в достойную десницу вложить. Все окрест внимало моим словам, птицы смолкли, шум дерев утих, вроде бы даже и речка журчать перестала.
С трудом отвел я взор свой от дорогого меча, поворотился кругом и прочь пошел. Ах, кабы тем мне и удовольствоваться, попридержать язык, не трепаться зря! Да куда там! Всего несколько шагов отойдя, горькую утрату свою я в полной мере осознал и, гневом ослепленный, с проклятиями тяжкую кару на вора Колдуна призывать принялся. Да только в яростном умопомрачении переврал я слова заклятия:
После сего заклинания по лесу пронесся неистовый вихрь, и промелькнуло среди внезапной бури перед моими очами суровое, черное от сажи лицо финского кузнеца… Что бы это означало? Как видно, дошло мое заклятие.
Тяжело было у меня на душе. Со штабелем досок на плечах скитался я по лесу. И ежели замечал меж дерев одинокий чей-то домик, обратно в чащу отступал. Надо полагать, оные мои действия разумны были, ибо не пристало королю, в смятении душевном обретающемуся, народу своему показываться.
Неведомо, сколь долго бродил бы я по лесам в глубокой раздумчивости, но однажды среди ночи напали на меня разбойники. В «Калевипоэге» сказано, что то были сыновья Колдуна, но я в сем сомневаюсь. Поелику схватка в кромешной тьме вершилась, наверняка сказать не могу, кто они были.