Воспоминания - страница 27

Новый год встретили мы голодно: Сельскохозяйственный институт уже был в Уфе, а наши хлебные карточки удалось получить и «отоварить» лишь через неделю. И в столовой что-то оказалось недооформлено. Словом, мы сидели на «своей» картошке без масла несколько дней, и та уже была на исходе. Мама была очень слаба, а меня стали мучить сильные приступы малярии. Пошла в сельскую небольшую лечебницу, и мне дали несколько таблеток акрихина. Другие от него поправлялись, и я стала им лечиться. Но при сильной слабости всего организма, без хорошего питания, акрихин принес мне вред вместо пользы. У меня сделался острый психоз. Не могу передать словами этого мучительного состояния, когда мысль и сознание не могут ни на чем остановиться, а все время их кидает, как мячик, как тело кидает в волнении на пароходе. Физически нигде боли нет, но пытка невыносимая, и секунды кажутся часами. В поселке это вызвало сенсацию. Хотя мама и занавесила окно, но верхняя часть его была свободна, и я тогда заметила и до сих пор помню, как появлялись головы — то одна, то другая, выше занавески, чтобы что-нибудь в комнате увидеть. Наконец, я задремала, и так сладко, что если бы дали мне выспаться, то все бы, вероятно, и прошло. Но меня разбудили везти в Уфу в психическую лечебницу. Было половодье, и ехать надо было на лошади до ближайшей на этом берегу станции железной дороги, а пароходы не ходили. Привезли меня двое сослуживцев, вошли в приемную. Люди в белых халатах. Мне представилось, что я уже умерла и нахожусь на том свете. Задают вопрос: «Ваша фамилия?». Отвечаю: «На земле была Штауде, а как теперь — не знаю!». Меня повезли по коридору, и вдруг мне захотелось закричать петухом… Сделали мне какой-то укол, после которого я сразу потеряла сознание. Очнулась в постели в чистой светлой палате. Миловидная девушка в белом поставила на тумбочку тарелку с чем-то вкусным. Это ангел, конечно! Но полагается ли самой без спроса есть? Спросить нельзя — ангел уже улетел. Лежу смирно, пока он не явился снова. Тогда их стало двое: одна поддерживает мою голову, другая кормит с ложечки. Ушли. Почему-то захотелось мне спрятаться под кровать. Пришли две девушки снова, поахали, нашли под кроватью и стали вытягивать оттуда. А я не даюсь — откуда сила взялась? После этого меня отвели через двор совсем в другой корпус и поместили за решетку, где были такие страшилища, что их за ангелов никак не примешь. Там были уголовные психические больные, подследственные. Кусок хлеба вырывали у меня из рук, если замедлишь его съесть. Там пробыла я несколько дней, чувствуя, как я психически вылезаю из болезни и приобретаю ясность ума. Иногда врач вызывала для беседы. Когда я спросила ее, не работает ли здесь знакомая мне в Уфе врач К., собеседница взглянула мне в лицо и изумилась: «Вы же здоровый человек, зачем посадили Вас с буйными?». Велела сейчас же вывести меня из этой ужасной клетки, расспросила об обстоятельствах моей жизни, о болезнях до настоящего времени. Дали мне койку в соседнем «спокойном отделении». С мамой мы переписывались, один раз навестила меня и жена К. П. Краузе. Стала я проситься домой, беспокоясь, что огородик останется незасеянным. Хотелось мне доставить маме радость в день моего рождения 18 мая, но оформить выпуска не успели — вышла я только 19.V к вечеру, когда ехать в Миловку на пароходе было поздно. Переночевала у Краузе, а на другой день только к вечеру была в Миловке. Зашла в канцелярию, мне сообщили, что мама тяжело болеет и посоветовали сперва подкрепиться ужином в столовой. С непривычки есть досыта я всю ночь проболела желудком. Мама еле узнала меня, остриженную и исхудавшую. Несколько всего дней (с 20 по 25 мая) прожили мы с мамой, рассказывая друг другу, что произошло за месяц, когда мы не виделись. У меня все-таки хватило ума смягчить пережитое мною и о многом умолчать. Мама жаловалась на соседку по квартире, которая все занимала у нее остатки картофеля, который я берегла на посев, — ничего почти не осталось. Видно, вообще в поселке считали, что я не вернусь из больницы. 25 мая мама почувствовала себя нехорошо, даже лежа в постели. Пошла я в лечебницу, объяснила, куда придти к больной. «Ах, это к той старушке, у которой дочь сошла с ума?» «Да, отвечаю, это я самая.» Повела с собой фельдшерицу. Выслушала она сердце, потрогала руки и ноги, дала пузырек с валерьянкой и ландышем. «Накапайте 20 капель». Ушла. Я стала отсчитывать капли, а мама вдруг сама приподнялась и села на кровати, со светлым лицом простирая вперед руки. И сразу же упала на подушки. Я поднесла ко рту капли, но выпить она уже не могла. Кончилась ее многотрудная жизнь.