Восстание в Гурии - страница 18

Зиму и лето он ходил полуголый, не всегда прикрывая тряпьем даже те части тела, которые непременно должны быть прикрыты у всякого человека. — Петриа, и тебе не стыдно? — спрашивали его.

— А тебе не стыдно, что у тебя нос наружу? — с хохотом отвечал он.

— Петриа, замерзнешь, ты совсем голый!

— Не замерзну, — возражал Петриа. — Я хожу таким, каким меня создал господь. Это ты на свою шкуру еще чужую натягиваешь.

Петриа всех задевал, со всеми вступал в спор. Заметив, например, праздно сидящего человека, он говорил:

— Не надо так надрываться в работе, сердце можешь испортить! Когда слышал чье-либо бездарное пение, замечал:

— Умер у тебя кто-нибудь, что ли? Отчего ты плачешь?

Встретив по дороге верхового, он восклицал:

— Смотрите, снедь волка тащит на себе снедь смерти!

Человек он был прямой и резкий. Одной княгине, сидевшей рядом со своим мужем, он сказал:

— И здорова же ты, матушка, право! Такого здоровенного мужа да еще стольких любовников выдерживаешь.

Иной барин попытается, бывало, пошутить:

— Не стыдно тебе, Петриа? Всю жизнь праздно живешь! Поди, поработай немного и ты, а то не стану

тебя больше кормить.

Петриа принимался хохотать.

— Уж если праздность постыдна, то ты должен был бы сгореть от стыда, а если бы праздного не кормили, ты раньше Петриа умер бы с голода.

Или:

— Не слыхал поговорку: укравший у вора в рай попадет?

О Петриа в народе говорили разное. Одни считали его мудрецом, нарочно прикидывающимся дураком, другие утверждали, что он может летать, как птица, что ему являются ангелы и открывают все тайны... И чего еще только о нем не рассказывали...

Вот какой был Петриа Салос, собравший вокруг себя веселую толпу повстанцев. Он не скупился на шутки. Осматривал оружие то у одного, то у другого и, если находил что-либо неисправным, говорил:

— Это ружье лучше всех! Оно опасно сразу для обоих — и для того, в кого стреляют, и для того, кто

стреляет.

Заметит у кого-нибудь в руках дубинку и скажет:

— Откуда это оружие? Из Англии? Таким можно всю Россию покорить!.. А-а, Иване, Иване! Это ты согнал сюда отару? Ты, ей-богу, умеешь использовать и шерсть и кожу! — вскричал он, заметив стоящего в

толпе Иване. И вдруг взгляд его остановился на Бесиа.

— Бесо, Бесо! Оставался бы ты дома с родителями, а то русские много таких голов, как у тебя, поснимали с шеи... Вернешься домой без головы, и нам покоя не будет от песен и причитаний твоей матери!

— Петриа, Петриа! — крикнул кто-то из толпы.— Говори всем, кого встретишь, что больше нет крепостного права, упразднили, мол, его!

— Ха-ха-ха-ха! — раскатисто залился Петриа. — Недаром говорится: «Мужик надеется на лучшее до самой смерти». Нет, уж я так буду говорить: у господ поясница заболела, а мужики плачут: «Что станет с нами, если помрут наши господа? Как мы без господ жить будем?»

Долго народ забавлялся шутками Петриа. Но пришла пора спать. Разметавшись прямо на земле люди крепко заснули.

Но недолго им пришлось спать. С востока глянул день, щуря свои светлые очи. Ночь испугалась и украдкой убежала на запад.

Симон, не привыкший долго спать, поднялся раньше всех, разбудил трубача, и, спустя минут десять, все уже были на ногах.

Бесиа привязал к длинной жерди красный платок, отдал это знамя в руки одному смельчаку и объявил:

— Знаменосцем нашим отныне будет Толика! Он пойдет впереди нас, мы за ним. Пройдем по деревням вокруг Озургети, выйдем на Гурианту, оттуда свернем на Ланчхути и Нигоити и, как только соберется воедино вся Гурия, отправим к Брусулову ходоков. Если Брусулов откажется взимать налог — хорошо, если нет, мы нападем на Озургети и либо наша возьмет, либо их Согласны?

— Согласны, согласны! — загудела в ответ толпа.

— Но помните: пусть никто не вздумает грабить население в деревнях! Это занятие разбойников, а мы не разбойники, мы хотим помочь людям, мы должны служить справедливости и правде. Если в какой-нибудь деревне нам будет оказано сопротивление, мы свяжем главарей, и тогда община примкнет к нам, поймет, что

мы хотим добра людям. Согласны вы на это или нет? — Согласны! Не дело грабить и разорять людей! Знаменосец выступил вперед, и народ, распевая песни и трубя в трубы, двинулся за ним.