Восстание в Гурии - страница 9

—Какое дома! Солнце, видишь, взошло, а я еще глаз не смыкал. Бессмысленны все человеческие дела. Вертишься в мире, думаешь, как бы отличиться, а не знаешь, что здоровье твое убывает и жизнь становится короче. Подумай, всю ночь вчера я не спал только для того, чтобы дела направить на мои лад, чтобы другим не уступить ничего. А сегодня голова у меня болит, в глазах темно! Я человек уже не молодой, где взять столько сил! Но сердце, сердце человеческое не хочет отдохнуть! Всему оно виной, ради него мы живем, из-за него умираем.

Но кто же был этот Георгий, с которым мы познакомились в первых главах нашей повести? Мы не замедлим представить его читателю.

Князь NN жил в своей деревне, как и другие князья тех времен.

У него, как и у других князей, были управляющие слуги, служанки, повара, конюхи, егеря. Как и у других князей, и в его усадьбе стояли дом для дворни, кухня, винный погреб, конюшня и другие службы, построенные из теса. Сам он жил в обширном господском доме.

Князя NN и его жену дворня считала господами богобоязненными и милостивыми. О них говорили:

— Какие наши господа добрые! Как посмотришь на других, наши ангелы сущие! Но что бы ни говорили слуги про своих господ, господа все же были помещиками, а слуги — их крепостными.

Другим помещикам приходилось прибегать к брани, чтобы заставить своих слуг служить себе, а князь NN и его княгиня достигали этого ласковым голосом. Но Али-ходжа и Ходжа-али одно и то же. Добрые помещики и недобрые помещики — и те и другие железным ярмом лежали на шее крестьян, и те и другие безжалостно грабили их. Как при дворе других князей, так и при дворе князя NN девки вынуждены были на всю жизнь оставаться в девках и не выходить замуж.

Жили они под бдительным оком госпожи, следившей, чтобы они не развратничали, чтобы мужчина не коснулся их.

Но это не могло помешать живым людям, с плотью и кровью, переступать запрет и плодить детей, которые авторами законов так несправедливо окрещены именем «незаконнорожденных».

Иные из этих «незаконнорожденных» детей, несмотря на то, что они появлялись на свет по вине самих же «добрых» господ, не могли избегнуть общей тогда для большинства крепостных участи быть подаренными, отданными в приданое и попросту проданными своими господами в чужие руки, так как в те времена такой поступок не считался дурным поступком.

Иной из этих «незаконнорожденных» еще не оторвался от материнской груди, а уже «добрый барин» тащил его на рынок продавать.

Один «незаконнорожденный», по имени Гоша, оказался таким прелестным крепышом, что князь NN и его супруга не решались расстаться с ним и продать его. Когда Гогиа попадался им на глаза, князь говорил жене:

— Давай обучим грамоте моего Гаги. Из него может получиться хороший управляющий. Видно, он не мужицкий сын, есть в нем ' что-то княжеское.

— Он, конечно, твой сын. А чей же еще! — отвечала княгиня.

— Мой? Не знаю, не помню.

— Эх, что скрывать от меня. Ты ведь не пропустил ни одной девки, чтобы...

Когда Гоги подрос, княгиня, по просьбе князя, обучила его грузинской грамоте. А потом князь отдал его на обучение купцу греку, у которого в течение трех-четырех лет Гоги выучился довольно прилично турецкому и греческому языкам и счетному делу.

Тогда князь забрал его от купца и сделал учителем своих законных детей, которых у него было трое — два сына и дочь.

Гоги обучал их грузинской грамоте, арифметике, турецкому и греческому языкам.

Сам он стал по собственному желанию изучать церковно-грузинский алфавит и за короткое время научился свободно читать священные книги.

Не прошло и года, как в доме князя произошли события, совершенно изменившие положение Гоги. У князя один за другим умерли от дифтерита оба его законных сына. Осталась у него одна-единственная шестилетняя дочь. Девочку эту звали Гуло. Ее увезли из дому во время болезни братьев и уберегли от заражения. Но как единственной дочери управиться с большим имением? До совершеннолетия ей было далеко, а князь и княгиня быстро старились. Был только один выход — усыновить «незаконнорожденного» Гоги.