Вот наследие от Господа - страница 14

Но в том-то и дело, что инстинктивная, животная любовь – это совсем не то, чем должна быть любовь человеческого существа к своим детям. Тут и заключена основная трудность – с одной стороны, нет ничего легче и естественней, чем любить своих детей. С другой – именно этот инстинкт часто становится препятствием для подлинно человеческого ее проявления.

Помните, какой евангельский отрывок читается на Богородичные праздники? Очень неожиданный. Он состоит из двух частей. Первая часть – про Марфу и Марию. Именно на эту тему чаще всего говорятся проповеди. А вот вторая часть чтения несколько неожиданна. «…Одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» ( Лк.11:27 –28). Очень неожиданный отрывок. На первый взгляд, он принижает роль и заслуги Богородицы. Почему же Церковь выбрала именно это чтение, чтобы прославить подвиг Божией Матери? Да как раз для того, чтобы подчеркнуть, что она почитается Церковью не за то, что просто родила Христа, не за то, что любила Его, как все матери любят своих детей. В этом нет большой заслуги. Скорее, наоборот, чтобы Она смогла стать Матерью Христа, Она должна была превзойти эту естественную, инстинктивную любовь и любить Своего Сына материнской любовью в высшем, идеальном смысле слова!

Отец Константин: Животный инстинкт любви к своим потомкам может и должен быть отправной точкой в отношении к своим детям. Это подобно тому, как влюбленность является хорошим подспорьем, хорошим началом, которое может помочь в построении глубокой супружеской любви. Но одной влюбленности недостаточно. Подобно этому, и в родительской любви одной природной, инстинктивной любви недостаточно. Она должна занимать скромное место в отношениях родителей со своими детьми.

Елизавета: Да, но соблазн всецело отдаться этой естественной, не требующей от человека усилий любви велик. Более того, пока ребёнок маленький, не особенно заметно, что в отношении к нему родителей что-то не так. Чаще всего это относится к матери, но сейчас часто и отцы испытывают к своим чадам подобные чувства. Ребёнок зависим от родителей и в физическом, и в эмоциональном смысле, он принимает любое отношение. И родители довольны: они заботятся о малыше, воспитывают его соответственно своим представлениям. Но ребёнок подрастает и начинает ощущать, хоть, вероятно, и не может четко сформулировать, что его любят как-то не так, что эта любовь мешает ему жить и развиваться. Это рождает внутренние и внешние конфликты. Вот тут родители начинают замечать, что любить ребёнка становится все труднее. Начинаются проблемы и непонимание. Некоторые родители, впрочем, настолько упоены этой своей родительской любовью, что в упор не замечают существования проблем до подросткового, а то и взрослого возраста своих детей. Только тут они вдруг понимают (а кто-то и нет), что их чадо уже взрослое, а ответной любви и уважения все нет. Хотя бывает и по-другому, бывает, что ребёнок этой родительской любовью полностью подавлен: родители довольны, но у ребёнка нет своей жизни, своей судьбы.

Отец Константин: В качестве примера этого я хочу привести ироничную выдержку из повести К.С. Льюиса: «Я вспоминаю миссис Скорби, умершую не так давно. Семья ее на удивление посвежела. Муж не глядит затравленно и даже иногда смеется. Младший сын оказался не таким уж мрачным. Старший, который только спал дома, теперь никуда не ходит и трудится в саду. Дочь, которую считали «болезненно хрупкой», ездит верхом, танцует ночи напролет, а днем играет в теннис. Даже собака бегает по улице и знается с другими псами.

Миссис Скорби часто говорила, что живет для семьи. Она не лгала. Все у нас знали, что так оно и есть. “Вот это жена! – говорили люди. – Вот это мать!” Стирала она сама, и стирала плохо, но ни за что на свете не соглашалась отдать белье в прачечную. Когда бы кто ни вернулся, его ждал горячий ужин, даже в середине лета. Муж и дети умоляли ее, плакали, заверяли, что больше любят холодное. Ночью она не ложилась, пока все не придут. В два ли часа утра, в четыре ли вы находили на кухне худую, изможденную женщину, с немым упреком глядевшую на вас. Конечно, члены ее семьи старались приходить пораньше. Она сама шила, по ее мнению, очень хорошо, и только отпетый мерзавец смог бы отказаться от ее изделий. (Священник рассказывал, что после ее смерти семья отдала “для бедных” больше вещей, чем весь приход, вместе взятый.) А как она заботилась о здоровье близких! Она несла одна бремя таинственной болезни, которой страдала дочь. Врач, старый ее друг, разговаривал только с ней, пациентка ничего о себе не знала. Зачем ей волноваться? Мать жалела и пестовала ее, готовила диетическую еду, варила кошмарные напитки, поднимающие тонус, подавала все в постель. Остановить ее никто не мог. Но родные, люди хорошие, не могли и лениться, пока она трудится. Они ей помогали – помогали ей делать для них то, что им не было нужно. Собаку она тоже изводила, но та, за отсутствием совести, все же вырывалась на помойку или к соседу-псу».