Вот-вот наступит счастье - страница 12

 Кстати, а ведь это очень верно! Глубокая мысль! Надо будет рассказать об этом народу во время следующего обращения.

Лобов. Не всем это понравится.

Фон Могилевец. Недовольным придется смириться. Они будут счастливы независимо от того, хотят этого или нет!»

Пришлось Зимину сделать копию записи. Он потом ее часто пересматривал, стараясь обнаружить тонкие, но важные детали, о которых следует помнить, начиная писать новый текст. Тема интервью оказалась настолько грандиозной, что необходимо было какое-то время, чтобы разобраться в новых требованиях даже не к писателям, а к гражданам города вообще, независимо от образа жизни, который они выбрали. Мир стал другим. Очевидно, что жить по-старому больше не удастся и надо привыкать к новым правилам поведения. Только после этого можно будет попытаться придумать способ, как обойти систему. Если в этом появится потребность.

Нельзя сказать, что Зимин загрустил, прослушав интервью фон Могилевца, но и особой радости не испытал. Ему было прекрасно известно, что любая попытка построения утопии начинается с усилий по установлению контроля над информацией. А то, что речь идет именно о построении утопии, не вызывало никаких сомнений. Как еще можно было расценить попытку осчастливить всех граждан одновременно? О беспечной и сытой жизни, когда Зимину платили деньги за его бесконтрольные фантазии, можно было забыть навсегда. Поскольку он не сумеет правильно воспевать зарождение новой эпохи поголовно счастливых людей, то ему, конечно, укажут на дверь. Придется искать новую работу. Неприятно, но не смертельно.

— Повезло нам с вами, Зимин. Не каждому выпадает простое человеческое счастье жить в судьбоносную и, следовательно, прекрасную эпоху, — торжественно заявил Ручин. Он был абсолютно искренен, чего Зимин от него не ожидал.

— Я одного не понял, они все время твердят про практическое бессмертие. Разве его уже объявили?

— На прошлой неделе.

— Что-то я пропустил. Пьян был или работал.

— Ничего страшного. Не волнуйтесь, без вас не начнут. Таблетки молодости начнут выдавать только в январе.

Теперь у Зимина появилась потребность размышлять не о фантастических сюжетах, не о придуманных героях, а о более приземленных вещах: где найти новую работу и как держаться подальше от парней из Коллегии. Он был почему-то уверен, что это будет не трудно.

Внезапно в кабинете раздался резкий гудок пожарной сигнализации.

— О, у нас опять пожар, — сказал Ручин грустно. — За последний месяц я научился отличать реальную опасность от проверки бдительности. Приказываю срочно покинуть помещение.

— Возгорание в здании Управления информацией? — удивился Зимин.

— Третий раз за месяц.

Удивительно, но в коридоре было пусто, сотрудники не спешили эвакуироваться. Не исключено, что покидать рабочее место было запрещено служебной инструкцией. Сначала подумай о сохранности секретных материалов, а потом о личной безопасности. Зимин плохо представлял, о каких документах может идти речь, потом вспомнил, что его собственные тексты скрыты от читателей, так что могут считаться секретными или, по крайней мере, для служебного пользования. Стыдно признаться, но ему было приятно, что серьезные люди рискуют жизнью из-за его сочинений.

Из какого-то кабинета в конце коридора выскользнула женщина и, неуверенно перебирая ногами, как в полусне, двинулась навстречу. Она шла зигзагом, последовательно отражаясь от стенок в соответствии с законами механики. Зимин попытался приблизительно рассчитать траекторию ее передвижения, но они все равно столкнулись.

— Вы надышались угарным газом? — поинтересовался Зимин вежливо. — Не беспокойтесь. Все будет хорошо, я провожу вас на свежий воздух. Идите за мной.

— Спасибо, — сказала женщина. — Я не могу покинуть Управление, не выполнив распоряжение начальника. Мне поручили взять интервью у настоящего писателя. И я это сделаю. Не хочу потерять работу.

— Настоящий писатель — это я. Вам повезло. Давайте поговорим в другом месте. Следуйте за мной.

— Назовите фамилию. Хотелось бы проверить по базе данных. Знаю я вашего брата — чиновника. Обманете, а потом будете говорить, что спасали мою жизнь.