Война Алой и Белой розы - страница 33

— Для такой животины плюмаж можно бы подобрать и побогаче, а, Филипп? Вы что же, кузен, готовитесь принять вахту?

Филипп, которого прервали на полуслове, растерянно посмотрел на юношу, почти прижавшегося к его шпорам, и произнёс:

— Бог мой, да ведь это Фрэнсис! — Он нагнулся, чтобы обнять кузена. Оба рассмеялись. — Как я рад, что вы здесь. Как дела?

— Слезайте с лошади, и я всё вам расскажу, — предложил Фрэнсис. — При этих словах собеседник Филиппа — рослый, огненно-рыжий, весь в веснушках молодой человек — обернулся и, издав возглас изумления, подъехал к ним.

— Фрэнсис? — Тот почувствовал на себе взгляд голубых глаз и знакомую улыбку. — Вы только посмотрите, в кого превратилось это дитя! А ведь ещё и трёх лет не прошло, как он, помню, в сундук залез от страха, что его поймали в стогу сена с дочерью хозяйки пивной.

— А разве она вам тоже нравилась? — невинно спросил Фрэнсис. — Чего же вы не сказали мне, Роб? Помню, она говорила, что вы совсем недурны на вид, особенно когда темно, а свеча светит в затылок. — Он небрежно поглаживал жеребца по начищенным бокам, но лицо у него так и горело, хотя, казалось бы, что тут такого, подумаешь — воспоминание трёхлетней давности. Ловко ускользнув от жеребца, который собрался ткнуться мордой ему в ухо, он перешёл на другую сторону. Тут, задыхаясь, подбежал какой-то юный рыцарь:

— Филипп, у нас тут новенькие прибыли. Посмотрите?

Филипп быстро обернулся. У ворот скопились всадники. Те, что были в первых рядах, поднимая над головами знамёна, поспешно въехали во двор. По мере их приближения все зашевелились.

— Нортумберленд, — пробормотал Роберт Перси, не отрывая взгляда от второго брата графа Уорвика. — Хотелось бы знать, что ему здесь нужно!

Не обращая внимания на взгляды и перешёптывания, Джон Невил неторопливо проехал в центр двора, спрыгнул с лошади и бросил вожжи конюшему. Многие не сразу вспомнили его: после того как король Эдуард в благодарность за оказанные ему услуги пожаловал Джону Невилу титул графа Нортумберленда, его редко видели южнее Трента. В наступившей тишине к Джону Невилу подошёл Уорвик; хотя двор был заполнен людьми, все расступились, чтобы дать возможность родичам поприветствовать друг друга. Взгляды Джона Невила и его кузена, всё ещё неподвижно стоявшего у входа в башню, пересеклись.

Уорвик вряд ли понимал, с кем переглядывается его брат. Он посмотрел на спутников Джона, стараясь прикинуть, какую силу он привёл с собой. Убедившись, что графа сопровождает только немногочисленная и к тому же безоружная знать, он расстался со своей последней, на миг вспыхнувшей надеждой. Никак не выказывая своих истинных чувств, он полуобнял брата и произнёс несколько приветственных слов, Нортумберленд почти ничего не расслышал — он уже направлялся к входу в башню.

— Ничего не скажешь, Дикон, неплохое блюдо вы изготовили, — сказал он, всё ещё жадно глотая воздух после быстрой скачки. Услышав это полузабытое детское прозвище, Уорвик слегка передёрнулся. Стараясь не отставать от брата, с его широким солдатским шагом, он проговорил негромко:

— Всё могло быть иначе, если бы ты был рядом. Я ведь звал тебя, но ты не откликнулся.

Ни один мускул не дрогнул на лице Нортумберленда.

— Я служу королю Эдуарду, — ответил он. — И пока он не делает мне ничего дурного, я буду хранить ему верность.

Уорвик промолчал. Они подошли к входу в башню. Джон Невил опустился на колени, поцеловал протянутую руку короля.

— Мой пленник и родственник, — торжественно произнёс Эдуард и, улыбнувшись, знаком велел Невилу подняться. — Любимый мой кузен Нортумберленд, я счастлив вас видеть.

В этот момент подошёл разряженный герцог Бэкингем. Он тоже хотел поприветствовать своего родича Джона Невила. Уорвик задумчиво посмотрел на него; молодого Бэкингема забросили во двор королевы Елизаветы, как зерно в плодородную почву — на вырост: со временем он непременно женится на какой-нибудь девушке из семейства Вудвил[46]. Сам молодой человек этому открыто противился, поэтому его появление неприятно поразило Уорвика: он-то считал, что уж кто-кто, а Бэкингем вовсе не желает своему родичу Эдуарду процветания. И тем не менее король во главе своих вассалов, здесь, лучится неподдельной радостью, непринуждённо обменивается шутками с Гастингсом и всячески старается включить в общий круг веселья Ричарда Глостера.