Война после войны - страница 67

Уже в Ханкале вэвэшники по одному подводили освобождённых к столику с лампой. За столиком сидели два офицера, возможно, опера, умевшие разговорить Тутанхамона. Впрочем, многие освобожденные говорили бессвязно, но в основном — с жадностью. Кто-то пытался понравиться, кто-то с опаской… Потом для доклада один из офицеров подчеркнул красным фломастером избранные места из монологов «гостей». В той последовательности, в которой их приводили конвоиры. Первых семь. Остальные — такие же. Обойдёмся без фамилий: неизвестно, как сложились их судьбы, да и не всё услышанное требует публичности. По разным причинам…

Михаил Т., 1945 г. р., из Орловской области, до 1990 г. шабашил там же. Были там и чеченцы. Вместе с ними уехал в Грозный. Попал к хозяину. Хороший мужик — партийный и партбилет показывал, одно слово — пенсионер, немолодой, не давал молодым бить, даже одежду дал зимнюю и крестик оставил. Обещал сделать документы, чтобы вернуться домой, но началась война. Вместе с хозяином прибыл в село, работал у него и еще у главы администрации. Никуда без охраны не выпускали, хотя кормили с двумя другими работниками. Больше всего хотел побывать в магазине: купить чаю и мыла, но денег не платили. Бежать не решался: болен, возможно, туберкулёз. «Ты считал себя рабом?» — «Нет. Все так». В селе осталось еще 6–7 работников. Владимир Ш., тот самый «немец», с Украины, год рождения точно не знает, кажется, 1960-й, малограмотный, три ходки на зону, потом пил беспробудно, не помнит, когда и как попал в Чечню: «ребята пригласили еще при Горбачёве». Летом пас баранов у дяди главы администрации, зимой сидел в подвале. Денег не получал, но когда чеченцы победили, хозяин всех напоил самогоном и после этого не бил — самое сильное впечатление за жизнь.

А знаете, что прервало допрос? Спецвыпуск новостей. В Москве боевики захватили концертный зал на Дубровке.

В последующие часы и дни журналистские обращения к командованию группировки начинались с вопроса: «А правда, что?..» За этим следовали предположения, а то и предложения, порой фантастические. Приходилось особо жёстко следовать принципу: ни слова, ни намёка во вред московским заложникам. Тем не менее официальные пресс-релизы выходили 2–3 раза в день. Вот характерные цитаты из того, что в те дни поступало из Ханкалы в информационную сеть.

«9.00. 24 октября: события в Москве на обстановку в зоне ответственности группировки не повлияли. Объективные показатели внутричеченской динамики (число обстрелов, подрывов, объём и содержание конфиската) ниже среднесуточных»;

«18.00. 25 октября: власти ряда населённых пунктов заявили о готовности своих земляков прибыть в Москву для замены ими заложников. Командование объединённой группировки с пониманием относится к этому человеческому порыву, но разъясняет, что разрешение подобных ситуаций не приемлет стихийных действий»;

«9.00. 26 октября: личный состав группировки занимает выдержанную государственно-патриотическую позицию и не допустит спекуляций на национальные темы».

Что же стояло за приведённым официозом? Прежде всего демонстрация подконтрольности событий в самой Чечне и хладнокровия командования. Впрочем, и население Чечни в эти дни безусловно испугалось внутричеченских последствий «Норд-Оста».

Никогда ни раньше, ни позже вся двенадцатикилометровая трасса Ханкала — Грозный не выглядела такой пустой, почти вымершей. Уже потом при уточнении местной криминальной хроники выявились всего два происшествия — оба относились к вечеру 25 октября: подрыв чеченца, возможно, ставившего мину, и обнаружение крупного лесного схрона с заготовками на зиму — на юге Чечни. Только через недели две-три некоторые подростки, небесприбыльно тусовавшиеся перед журналистами, бравировали родством с Бараевыми и даже представлялись «счастливо скрывшимися из театрального центра на Дубровке». По последней теме — это ложь. Проверяли «глубоким бурением». Одновременно опровергаю любой домысел на тему «сдерживания реваншистских порывов федералов». Что было в душах людей — в них и останется. Но эксцессов не было. На последнее обратили внимание даже те чеченцы, которые Москве не симпатизировали.