Война: ускоренная жизнь - страница 12
Глянул солдат налево — картошка растет! Глянул направо — картошка растет! Лопата при себе. Взял за пыльные космы матушку-кормилицу, лопатой ковырнул, потянул с натугой — и вот полюбуйся, розоватые либо бледно-синие, желтые иль белые, что невестино тело, картохи из земли возникли, рассыпались, лежат, готовые на поддержку тела и души.
Дров нету, соломы даже нету?! Не беда! Бурьян везде и всюду на русской земле сыщется. Круши, ломай через колено, пали его!
И вот забурлила, забормотала картоха в котелке. Про родное ведь и бормочет, клятая! Про дом, про пашню, про огород, про застолье семейное. Как ребятишки с ладошки на ладошку треснутую картоху бросают, дуя на нее, а потом в соль ее, в соль и — в рот, задохнувшись горячим, сытным паром.
И уже нет никакой безнадежности в душе солдата, никакого нытья. Замокрело только малость в глазу, но глаз, как известно, проморгается!
Поел картошки солдат, без хлеба поел, иной раз и без соли, но все равно готов и может вперед двигаться, врагу урон наносить.
Случалось, воды нет. В костер тогда картошку, в золу, под уголья. Да, затяжное это дело и бдить все время надо, чтоб не обуглилась овощ. А когда бдить-то? В брюхе ноет, глаза на свет белый не глядят от усталости. Значит, находчивость проявляй — в ведро картошек навали, засыпь песочком либо землею, чтоб не просвистывал воздух, и через минуты какие-нибудь кушайте на здоровье продукт первой важности, в собственном пару!
А еще проще простого способ есть: насыпь полную артиллерийскую гильзу картох, опрокидывай ее рылом в землю, пистоном вверх, разводи на гильзе огонь, а сам дрыхни без опаски. Сколько бы ты ни спал, сколько бы ни прохлаждался — картофель в гильзе изготовится так, что и шкурку скоблить ножом не надо — сама отлупится!»
Впрочем, случалось на войне, и нередко случалось, когда и такие немудреные блюда приготовить у бойцов возможности не было. Даже картошки под рукой не имелось. Тогда шли в ход другие «рецепты», которые порой выходили «поварам» боком, да очень болезненно.
«Занесли хозвзводовцы мешок. В мешке брикеты — смесь мякины овсяной с мукой. Колючие, как ежики. «Что ж, — думаю, — кони ели наш хлеб, теперь наша очередь пробовать их корма, — вспоминал о лихом времени Мансур Абдулин. — Положи в котелок с водой, — наставляет меня Смирнов, — вскипяти мякину, а кисель выпей. Можно голод обмануть.
Взвалил я на свою горбушку мешок с комбикормом и ходу домой. Сварили мы всей ротой несколько брикетов в котелках и с голодухи съели вместе с мякиной, которая вроде бы обмякла, и мы думали — обойдется.
Через двое-трое суток началось непредвиденное. Хочется сходить по тяжелому, а больно! Отставить! Но ведь опять хочется. Начнешь. Боль — режет как когтями. В глазах темнеет. А будь что будет — никуда ведь не денешься!..
Реву, как боров под ножом, на всю передовую. Потом, согнувшись, постанывая, поджав живот, иду «домой» в окоп, как после операции тяжелой — в палату. «Ну, — думаю, — не фрицы меня убьют, так убьет меня моя глупость. Зачем я мякину-то сожрал? Ведь говорено было!
И остальные отделались точно так же: слышно то там, то в другом конце кто-то взревет»
Иван Новохацкий: «После Северо-Западного фронта с его дремучими хвойными лесами и безбрежными болотами Украина показалась нам раем. Утром, проснувшись в лесу, мы увидели яблони и груши с плодами, и хотя они были дичками, горькими и кислыми, нам показались сладкими и вполне съедобными. Рядом с лесом простиралось большое поле со спелой кукурузой, которой мы быстро воспользовались: варили, сколько можно было вместить в котелки и ведра.
Свободные от дежурства разведчики все время тратили, чтобы добыть что-нибудь съестное. Однажды командир отделения разведки принес мешок муки. Заскочил, возбужденный, в наш подвал и с ходу говорит мне: «Лейтенант, снимай нижнюю рубашку, я уже свои кальсоны снял и променял на муку, старик на мельнице пообещал наскрести по углам еще с котелок». Пришлось снимать и менять — голод не тетка. Зато два дня мы «пировали»: на куске железа пекли оладьи, правда, жира никакого у нас не было».