Возвращение на Сааремаа - страница 16

стр.


***

Гнедая лошадка бежала резво, но Рева - второй номер расчета, худощавый долговязый парень в поношенном буш­лате, поторапливал и поторапливал ее вожжами. Рева дос­тавлял на прожекторную станцию своего нового командира, который после месячного пребывания на заставе с сего­дняшнего дня, вернее - ночи, приступает к исполнению сво­их обязанностей. Лошадку с повозкой дал старшина - завтра предстояло возить дрова и к вечеру вернуть обратно на за­ставу. Представлять его, Бакульчика, подчиненным собирал­ся начальник заставы капитан Дегтярев, но в последний мо­мент передумал:

- На кой ляд эти формальности! Вы уже успели перезна­комиться, а мы с тобой все обговорили. Езжай и приступай! А понадобится что - звони.

Оно, видимо, и правильно: какая надобность занятому начальнику заставы тратить время на формальности, если и в самом деле за месяц со всеми подчиненными успел позна­комиться, когда по разным делам те бывали на заставе - получали продукты, мылись в бане. На самом прожекторе, правда, побывать не удалось - все откладывали до офици­ального представления, хотя не раз и в наряде, и как прове­ряющему приходилось бывать лишь в каком-то километре. И вот обошлось без представления, без официоза. Может.это и хорошо, может, и не совсем - знакомство-то было скорую руку, шапочным по существу...

Месяц на заставе пролетел незаметно. На штатную погранзаставу, где по-настоящему, всерьез несут службу, а не занимаются учебной имитацией, муштрой, попал впервые. Не называть же, даже с большими натяжками, нормальной, серьезной «мазуринскую гвардейскую».

Начальник заставы - высокий, худощавый, мрачный на вид капитан Дегтярев, выслушав его доклад «о прибытии в распоряжение для дальнейшего прохождения службы», почти по-дружески подмигнул, протянул руку:

- Знаем, знаем. Звонил сам... выразительно показал вверх. - Да характеристику дал - хоть к званию Героя представляй. А это... - он не сказал, что значит «это», но и ежу понятно: высочайшее доверие, которое надо оправдывать.

Немножко позже выяснилось, что капитан имел в виду совсем иное.

- Ну что ж, будем знакомиться... - Поднял трубку: - Заходи, комиссар, пополнение прибыло...

Почти сразу отворилась дверь и вошел, улыбаясь, невысокий, плотно сложенный старлей с добрыми, невойсковыми глазами.

- А вот и комиссар, - представил капитан. - И наш партийный бог по совместительству. Старший лейтенант Старшинов, а в миру - Николай Иванович. А это, - обратился к старлею, - и есть тот самый героический Бакульчик... Знакомьтесь.

Замполит, по-прежнему улыбаясь, протянул и почти по-дружески подал руку.

Заданный начальником заставы неформальный шутливый тон сразу же придал беседе легкость, непринужденность, хоть каждый, в первую очередь он, младший сержант, незримо чувствовал дистанцию, не позволял себе переходить непозволительную для людей в погонах черту. Капитан и старлей время от времени пикировались шуточками, чувствовалось, что живут они душа в душу, в полном взаимопонимании, хотя по характеру, темпераменту, заметно, разные. С ними было легко, просто, гнетущее чувство тревоги, страха постепенно слабело, улетучивалось.Начальник заставы и замполит не скрывали удовлетворения, даже радости, что заполучили пополнение малоперспективной для роста партийной организации, но прежде всего - специалиста, готового сержанта, а не, как обычно, выдвиженца из ефрейторов.

- Такое выдвижение редко бывает удачным, - довери­тельно пояснил замполит. - Разве что толковый украинец попадет. Наши русские чаще всего так и остаются рядовыми с лычками.

- Сам полухохол и превозносит до небес своих хохлов, - подпустил шпильку капитан. - Пытается доказывать, что всем ясно: хохол без лычек - что генерал без лампасов.

- Какой я полухохол! - махнул рукой старлей. - Какая-то прабабка по отцовской линии...

- Ладно, не оправдывайся! - улыбнулся капитан и заме­тил уже на полном серьезе: - Николай Иванович прав: так чаще всего и бывает. Такова, видимо, черта русского харак­тера. В солдатском фольклоре это точно подмечено: прибы­вает в часть хохол и первый вопрос: «Дэ здись полкова шко­ла?» А у русского первый вопрос: где гауптвахта?