Возвращение на Сааремаа - страница 2

- Езжай и привези! - загорелся отец. - Деньги на дорогу дам. Будет хату стеречь, коров пасти...

***

Тубик - из породы немецких овчарок, но с какой-то примесью - был умнейшей из собак, которых ему, Бакульчику, доводилось когда-либо встречать. У Тубика были абсолютно разумные глаза, казалось, он понимает не только заученные команды, но и саму человеческую речь. Вел себя он с подчеркнутым достоинством, совсем не по-собачьи. Ни на кого не лаял, не рычал, не реагировал ни на чьи задабривания. Слушался только своего хозяина - инструктора служебных собак Ваню Ильина. Знал начальника заставы, относился к нему уважительно, но без подхалимажа: сначала посмотрит на Ильина, а потом уже выполнит команду капитана. Не очень признавал замполита, а к старшине относился и вовсе безразлично.

На ежегодных соревнованиях служебных собак в отряде Тубик всегда занимал первое место, получал медали высшей собачьей пробы и награду своему хозяину - как правило, краткосрочный отпуск на родину.

Но у пограничной собаки и в самом деле судьба собачья: прослужила пять лет - и на списание, независимо, как служила и на что еще способна. На последних состязаниях Тубика обошла молодая сука, оставив ему второе место и Почетную грамоту Ильину. Второй среди тридцати - это не двадцать девятый, но тем не менее вскоре на заставу привезли молодого пса, почти щенка, прошедшего первичную подготовку, - бестолкового, суетливого. Он лаял на ворон, не понимал инструктора, лез играть к Тубику. Тот лежал степенно, не реагировал на дурики молодого, и лишь когда игрун уж слишком надоедал, рычал так, что тот, кувыркаясь, отлетал на безопасное расстояние.

С появлением молодого пса Тубик изменился: ел мало, медленно и без аппетита, команды Ильина исполнял точно, но без былого усердия. Лежал безучастно, положив крупную голову на лапы, а из грустных глаз его исходила какая-то безысходная, горькая обреченность. Видимо, понимал: неизбежно произойдет то, что произошло со старой собакой, когда он прибыл сюда почти щенком.

Как только молодого выдрессируют, отпадет надобность в ветеране. Старшина пошлет солдата копать яму на пригорке за заставой. Ильин повесит на шею ему, Тубику, завоеванные на состязаниях награды, возьмет на поводок, и они отправятся в самый короткий последний наряд. У выкопанной ямы привяжет к кряжистой сосенке , погладит по голове, скажет «спасибо, Тубик, и прости», может, и слезу смахнет. Должен смахнуть - служил ему верно, служил, как умел, как мог. Постоит минутку, быстрым шагом, не оглядываясь, уйдет на заставу. Появится коренастый, лысый старшина, деловито, без лишних движений и сантиментов снимет с плеча карабин, передернет затвор, тщательно прицелится в лоб, между глаз... В самое последнее мгновение он, Тубик, может сделать молниеносный рывок - и хлопнет порванный поводок, а поверженный старшина, не успев нажать на спусковой крючок, будет корчиться от боли на земле... Но этого Тубик не сделает. Его учили так поступать с врагом. Старшина - ему не враг, даже друг, никогда не позволявший обделить полноценной пайкой. Старшина выполняет приказ, как и он, Тубик, выполнял приказы точно и беспрекословно, не рассуждая, хороши они или плохи. У них, людей в погонах, та же собачья служба - выполняй и не рассуждай, Старшина, скорее всего, без всякого желания, протестуя в душе, будет старательно целиться в лоб - чтобы уложить сразу, с одного выстрела, дабы долго не мучился в агонии. Возможно, старшина сам, совсем добровольно вызвался застрелить, чтобы не травмировать психику молодого солдата или самого Ильина - кое-где это поручают солдату, а то и инструктору, хозяину собаки.

Можно, конечно, не дожидаясь того рокового момента, уйти в леса и начать вольное звериное существование, как это делали когда-то его предки. С его хваткой, обонянием, знанием характера и повадок человека он станет неуязвим, будет наводить ужас. Нет... Когда тебя с младенчества учили, дрессировали, не раздумывая, выполнять любые приказы и команды, беспрекословно подчиняться, вольная воля может оказаться хуже, чем пуля между глаз...