Возвращение на Сааремаа - страница 3

Судьба оказалась милостивой к пограничному ветерану Тубику, избавила от неизбежной пули.

Как-то начальник заставы предложил ему, Бакульчику, сходить вместе в вольер.

- Забери к себе на прожектор, - предложил капитан, остановившись возле Тубика. - Списали, а застрелить рука не поднимается. Хорошая собака, через четыре часа еще след берет. Побудет, послужит у тебя, а при демобилизации можешь с собой забрать. Ильину предлагал - не хочет. Забирай и не раздумывай! Понадобится себе - оставишь, не понадобится - милиции продашь. За такую собаку приличную денежку отвалят.

Тубик лежал, вытянув передние лапы, чутко вслушивался в разговор, будто понимая, что решается его судьба.

- И когда можно?

- Да вот и забирай! Старшина провизии добавит, хотя к пище пес не очень прихотлив.

Собака на самом деле понимала суть разговора. Скомандовал «ко мне!», уверенный, что Тубик и не шелохнется, но тот на удивление резво подхватился, не взглянув на Ильина, подошел и присел на задние лапы у правой ноги.

- Вот видишь, сразу и признал!- не менее его удивился капитан. - Меня не очень-то послушается при Ильине. Вот смотри... - и требовательно приказал: - Тубик, ко мне!

Тубик нервно повел головой, но с места не тронулся.- Хорош пес! - еще раз похвалил капитан и распорядил­ся, обращаясь к Ильину: - Выдай сержанту Бакульчику аму­ницию и объясни, что к чему. Амуниция - это ошейник, поводок, сетчатый намордник, глубокая алюминиевая миска. Загрузил в рюкзак и тихо ска­зал: - Пошли, Тубик...

Тубик подчинился, не взглянув на Ильина, будто оби­девшись за его предательство. Хотя вряд ли... Собаки не умеют обижаться, дрессированные собаки умеют лишь слу­жить хозяину, которого им назначают. Даже такие умные, как Тубик. Ему показали нового хозяина - и прежний пере­стал существовать...

Двенадцать километров до прожектора по знакомой, вы­топтанной нарядами тропе, петляющей между огромных камней, кряжистых сосен, в можжевеловых зарослях, то от­даляясь, то приближаясь к самой кромке моря, обычно мед­лительно-степенный Тубик бежал непривычно резво, даже воодушевленно. Обгонял, останавливался, чутко вслушива­ясь в морские и лесные шумы, пропускал вперед, оставаясь в метрах десяти, опять опережал, демонстрируя готовность в любой момент броситься на защиту хозяина, выполнить лю­бые его приказания.

Пополнение обрадовало всех. Тубик был незаменим в карауле - чужого чуял за версту. Ко всем относился одина­ково ровно, но за хозяина признавал только командира. Без его разрешения - «Тубик, слушаться» - никому не хотел по­казывать, что умеет, на что способен. А умел и одеяло ста­щить, попроси только: «жарко», и шапку, пилотку с головы снять, и проползти по-пластунски, принести все, что потре­буешь, найти что-либо, где его ни спрячь.

***

О том, что забыл взять Тубика, спохватился только в Кингисеппе, когда получил на руки все демобилизационные документы. Очень расстроился и поразился: а ведь Тубик предчувствовал. что именно так и случится! Только теперь дошло, почему пять дней назад он вдруг впал в непонятную тоску и слезливость. Непостижимо! Возникло желание воз­вратиться, но в штабе уже выписали групповое проездное требование и до Таллинна предстояло добираться организованно, а дальше уже индивидуально, кому куда надо. Подумал: «Обожди, Тубик, через недельку-другую обязательно вернусь и заберу тебя...»

С первой партией демобилизантов имел намерение встретиться и попрощаться начальник пограмотряда. Хотя полковник был для них уже вроде бы и не начальство, но волновались: наводили марафет, украшали погоны новыми лычками, радуясь, что к демобилизации добавили еще по одной, хотя, казалось бы, какая тут радость - через день-два снимут и погоны, и опостылевшую форму. Да зря старались - полковника срочно вызвали в Ригу в штаб округа, и ом был вынужден вылететь самолетом буквально за полчаса до назначенной встречи.

***

Начальника погранотряда полковника Меркурьева все звали «батей» - и рядовой, и офицерский состав. Возможно так было принято, возможно, потому, что полковник любил обращение «сынки». О крутом нраве и чудачествах «бати» ходили легенды. Заметит в ограде комендатуры замаскиро ванный лаз - никому ни слова, а стемнеет - туда. Притаится ждет. Только самовольщик просунется - «батя» его за шиворот: «Иди сюда, сынок...» Тот обалдело хлопает глазами, трясется от страха, а «батя» не кричит, не ругается, ласково предлагает: «Сунь руку мне в карман, сынок, сам выбирай...» А в кармане - бумажки с полным набором наказаний и поощрений. Можно вытянуть и десять суток «губы», и кратко­срочный отпуск на родину. Кому как повезет...