Вразнос - страница 12
«Смешно спишь». Смешно?
— Да я… хм. Так. Не сплю. Я дремлю, мечтаю.
— А я Рейчел. Спи…
Повозилась, поерзала — и опять:
— …Ну как, все спишь? Мне поболтать хочется!
— Да я уже проснулась.
— Ты откуда?
— Я — из России.
— Ага. А я Рейчел. Отсюда я. Нет, сначала я жила в Лидсе, а потом была в Лондоне, а потом сюда переехала.
— Ага. Прекрасно. Прекрасное парти, да?
— Я расплясалась! Ты на чем? Мы еще дома добавили! Мы с Клер.
— Привет, Клер.
— Привет… э… Как тебя?
— Ольга.
— Привет, Ольга!.
— Она русская, прикинь!
— Ага. Я пописать пойду.
— Давай! (Ко мне.) Знаешь, я чувствую… вот что! Надо всем ехать в Хэптон Бридж! Ты поедешь со мной в Хэптон Бридж?
— А что там?
— Там — невероятные люди! Вот кого я ни встречаю, если он — невероятный — то можно спорить, не проиграешь — он оттуда. Там хиппарское поселение. И все-е-е-е просто здоровские! Ты кто? Писательница? Прекрасно! Поедем в Хэптон Бридж! — Привет, Клер! Вот ты и вернулась! Представь, Ольга — писательница. И она — из России. Прикинь!
— Превосходно!
— И мы все едем в Хэптон Бридж!
— Хорошо. Поедем. Завтра. Что ты пьешь?
— Бренди!
Рейч сворачивает джойнт. Глаза плывут, а руки аккуратно, умело — сворачивают.
Большой опыт. Большой опыт быть немного не в себе. Но самой по себе.
И вдруг остро, подозрительно, отрезвляюще — смотрит на меня:
— Тебе сколько лет?
— Поехали ко мне!
— Давай. Я за такси заплачу.
Красный дом. Подсвечники. Камин. Диваны, горы всяких приятных вещичек, металлические подсвечники (ах да, она же — кузнец!). Почти русский по безалаберности дом. Было бы уютно, если бы не — холод.
Рейчел подкручивает камин, дергает за штырьки: «Что, неужели кончилось на счетчике? — идет на кухню, залезает на стул и долго светит свечкой куда-то под плиту. — Нет, вроде должно остаться»… Я знаю, что Англия — не изобретательная Япония, не богатая Америка, но не встречала такой присохший к позвоночнику минимализм: чтоб только в гостиной топилось, и ветер выл в остальных комнатах. Это невероятно, это прошлый век, это «Незнайка на Луне», этого не бывает. Я сижу притихнув, я не хочу, чтоб все рухнуло в мизерабельность.
Я хочу, чтоб и здесь, не только в Лондоне — был дом и друзья. Я хочу — кусок этой страны, не только иностранцы. Почему же все так быстро — рушится в мизерабельность, почему — ну уж ни шагу не отходи от дома, держи базу, шаг шагнешь — и вино уже — невообразимая болотная водица?
Рейч дергает за шпенек, и, о радость! — сипелка разгорается. И через полчаса мы — печеные, по крайней мере с одной стороны.
Пытаюсь забыть чаплиновскую трагедию со счетчиком. Но это и не важно — согрелись же.
Зато есть — настоящая живая (красивая?) местная подруга, (ужасное) вино и — чужой заповедный дом.
Диски на полу. На колени вскакивает кот. Он пестрый. Другой вьется сбоку.
Рейчел подхватывает одного кота на руки и начинает длинную сагу про его судьбу и привычки… Скучно. Я сбрасываю кофту, остаюсь в праздничном платье, волосы торчат от высохшего пота. У Настеньки я бы помылась и залезла в халатик… Здесь пережидаю, улыбаюсь… и все же чего-то жду.
Вот сейчас предложат (как у нас водится) — дринк, чай, еду, секс… Пожалуй, мне она нравится. Сильная женщина. Томбой. Сорванец. Не девочка-девочка, как Настенька.
Может, и не красавица — но надо же делать поправку на местность.
Хожу-хожу. Жду-жду. Глажу по волосам… А она с котом играет.
Спать будем!
Дома — я закрываю ухо ухом от одеяла и устанавливаю вокруг глаза книжку, и слушаю топот и стуки и кашель в соседней комнате… а потом утягивает и думается какая-то мысль, которая не может быть правильной, — и так я понимаю, что сплю.
Тут — громадная постель с высокими сырыми одеялами в нетопленой спальне. Стаканы и пакеты из ALDI c клюквенным соком из концентрата. Размах приготовлений ко сну пугает меня. Может, еще и тазики для кала и рвоты? Мы что же, наркомаааны, как в «Trainspotting»?
Я немного жду, может, все-таки — что-нибудь?
Но потом понимаю, что и самой не хочется.
Каменное одеяло погребает меня под собой, сминает, как травку под метровым снегом. Я вдавлена в матрас. Матрас пахнет слежавшейся сыростью. Не простудиться бы.