Вразнос - страница 14

стр.

Не могу устоять против фан-фан-фан! Начинаются долгие сборы: «эту маечку взять? — нет, эту»…. Все лучше, чем клик-клик-клик по пустому серому Интернету.

Да и правда ведь, хорошая идея — Турция, национальный заповедник, солнечное затмение! Заманчиво. Пусть не сказка — но разумная перемена. А английское лето — это английское лето. Даже если солнце будет жарить — как-то проскочит незаметно. А уж если дождь зарядит — все только и будут ходить и жалиться: «ужас, а не лето».


Настенька — сейчас вроде — in full power, искрится и сверкает, и Найджел слегка покровительственно, но по правилам — играет свою роль. Он устроил все с организаторами — они с Настенькой будут жить в районе «для диджеев» — и продумал потом, когда нам «все уже надоест» на фестивале — возьмем машину и поедем в поездку по местным красотам. Все складывается замечательно. Надо ловить момент.

Все, покупаю? У меня палец на кнопке «buy». Ну все, жму!


* * *

Мы привычно танцуем среди непривычных холмов за тридевять земель от дома. На языке — горечь, в палатке есть еще пять чистых футболок. Вокруг — холмы.

Первый день шел дождь, все поплыло, главная сцена сломалась… В грязюке мы брели по тропинке на вторую, запасную сцену. Но зажгли потом, зажгли, и погода сдалась — на третий день «по заказу зрителей» — вышло солнышко. Попробовало бы оно не выйти… тысячи народу, вдали от дома, из всех стран — мы б его вручную выкатили!

Настенькин голенький животик соблазнителен. Найджел надменно хрюкает. Но рад — видно, что рад. Вот и славно! Мы — слегка замазюканные чистенькие леди, со слегка покореженными драгз, но здоровыми мозгами. Радость для всех.


А может, мы — клоуны, размалеванные до ушей морщинистые жабы с хлопающими по коленям животами? Кричим детям «А вот и я! А вот и я!» — а дети и рады развлекухе?..

Настенька заглядывает в палатку.

— Это платье? — Нет, это? — Сотри немного мейк-ап. Дай я… Вот, так хорошо.


* * *

Ночью мы танцуем — днем сидим в отеле в расположенном рядом городке и пьем коктейли. Коктейли — почти по той же цене, что кусок пиццы на фестивале. Гады! Своих обирают.

Весь усы, пиджак и улыбка, пожилой турок Керим вкручивает нам, как он невероятно крут. У него бизнес здесь и в Европе. Его хвастовство даже не напрягает. Он в восторге от себя, он накручивает себя, еще немного и вжжж, как ракета, взовьется в космос — сможет с нами танцевать под «Астрикс» без всяких таблеток. А мне плевать, старый смешной дядечка.

В руке бокал, голые ключицы, на джинсах — позавчерашняя грязь. Я — леди-бродяжка, я здесь проездом, мне все внове, и потому — смешно и легко. Я вежлива со всеми, в том числе и с усатыми турками.

Разговор сходит на нет. То ли нам надоело вежливо кивать, то ли он унесся до звездных высот и видит себя в окружении сказочных красоток, а вовсе не нас. Мы делаем все больше пауз в разговоре и, наконец, удираем. Хихикаем: смешной, смешной дядька! И — обратно в палаточный городок, где просторно, и просто, и наши.

Перед палаткой лежу с книжечкой, загораю. Бродят люди — молодые и красивые, полуголые, с поразительными спинами. Усесться за и долго гладить такую шелковую спину… вечером они все, блестя от пота, будут отплясывать, а я пристроюсь за кем-нибудь, подпитаюсь энергией, оторвусь…

Ни вины, ни беды моей нет, что все мы выглядим одинаково, от двадцати до сорока, — загорелые, поджарые, глаза как плошки, медленные улыбки, живот к ребрам прилип…. «Она замечательная, правда?» — «Мне так хорошо!» Обняться — хорошо-хорошо-хорошо.


К полуночи ко мне прилипает сказочный. Как заказывали. Даже если бы хотела — ничего не могу возразить. Глаза, губы, скулы… гордая осанка… Где ж у него изъян? Рука на… О! Ого! Нет, и тут все в порядке. Целуемся, как в пятнадцать… искренне, хорошо. Надо брать! Чтоб и глаза, и губы, и ручки, и не волосатый, и рост… черт!.. Даже на раз такое сокровище мне не должно было достаться! Нас притягивает друг к другу быстро, искренне, без вопросов… Еще и лучше, что его английский — почти как мой турецкий, почти нулевой.

У него из носа немного пахнет, воздух выходит с тонким свистом…