Всадник, скачущий впереди - страница 39

Михаил Карлович выходит. Рая провожает его.

(После паузы.) Рая!

Р а я (вбегая). Что, Коля?

О с т р о в с к и й. Слышала? Глухой композитор!

Р а я. Что ты вдруг о нем? Лучше тебе стало?

О с т р о в с к и й. Лучше, Раюша… (Помолчав.) Включи приемник.

Р а я. Заснул бы…

О с т р о в с к и й. Последние известия сейчас. Включи, Райкомчик!

Рая, покачав головой, включает самодельный приемник. Слышится голос диктора: «…самоотверженно трудятся на стройках пятилетки. Несмотря на сорокаградусные морозы, молодые строители Магнитки закончили покрытие домны. Особенно отличилась ударная бригада мастера Игната Панкратова…»

Панкратова! Слышишь, Рая? Игнат-то! Мастер уже.

Р а я. Знакомый?

О с т р о в с к и й. Начинали вместе. В инженеры парень вымахал, а я…

Р а я. Болен же ты.

О с т р о в с к и й. Ничего я не болен! То, что у меня не двигаются ноги и я почти ни черта не вижу, — сплошное недоразумение, идиотская шутка, сатанинская! Я здоровый парень!

Р а я (вздохнув). Здоровый…

О с т р о в с к и й (после паузы). Помнишь, я тебе про парнишку одного рассказывал? Как он матроса-большевика у петлюровцев отбил…

Р а я. Помню! Очень ты здорово рассказывал, Коля. Как живой он!

О с т р о в с к и й (усмехнувшись). Живой пока…

Р а я. Кто?

О с т р о в с к и й. Парнишка этот.

Р а я. Да ну тебя! Я ведь про то, что рассказываешь ты хорошо!

О с т р о в с к и й (задумчиво). Рассказать — что…

Слышен голос диктора: «Чернорубашечники в Италии рвутся к власти. Вооруженные столкновения между рабочими и легионерами продолжаются…»

Р а я. Легионеры — это кто?

О с т р о в с к и й. Фашисты. Вот с кем воевать придется.

Р а я. Не полезут они к нам. Побоятся!

О с т р о в с к и й. Полезут. Мы у них как бельмо на глазу! А мне уже на коня не сесть… Другие в бой пойдут. Совсем молодые… И не знают они, какая она бывает, война… Если бы я смог им помочь!

Р а я (горько). Чем, Коля?!

О с т р о в с к и й. Думаешь, ни на что уже не гожусь? (Не сразу.) Попробую… Вдруг выйдет?

Р а я. Что?

О с т р о в с к и й (не слышит). Тогда я с ними. В одном строю! Понимаешь, Рая? В строю!

Рая с тревогой смотрит на его отрешенное лицо. Опять возникла мелодия трубы. Хриплая и тревожная. Освещено только лицо Островского на высоких подушках. Глаза его устремлены в будущее. И вместе с ним мы видим вокзальную платформу, молодых бойцов с еще тонкими шеями подростков, лопоухих от стриженных под машинку голов, в новеньких необмятых гимнастерках, топорщащихся пилотках. Их провожают девчонки. Тоже вчерашние школьницы. В ситцевых платьишках, с косами и стриженые, еще стесняющиеся того, что их видят с любимыми. Кто-то улыбается, кто-то плачет, кто-то совсем по-детски сосет эскимо. Довоенное, на палочке. Призывно зазвенела труба. Смешались пары. И нет больше детей. Есть солдаты и невесты. Матери и сыновья. Застучали колеса невидимого поезда. Медленно двинулась за ними растерянная, молчаливая, пестрая девичья толпа. А труба все звенит, звенит!.. И вдруг — темнота. Как будто оборвалась кинолента. И в темноте голос Островского.

Почему свет погас? Я ничего не вижу! (С отчаянием.) Я ослеп, Рая!.. Совсем!

На самой высокой ноте захлебнулась труба… Яркие солнечные лучи заливают комнату, освещая спокойное лицо лежащего на подушках Островского. Глаза его закрыты. На полу, у кровати, разбросаны листки бумаги. Рая неслышно подбирает их. С трудом разбирает слепые строчки.

Р а я (негромко). «…Из строя не уходил, пока не иссякли силы. Сейчас осталось одно. Эскадрон не останавливается из-за потери бойца. Как же поступить с собой после разгрома? Чем оправдать свою жизнь? Просто есть, пить, дышать?.. Умел неплохо жить, умей вовремя…» (Тихо плачет.)

О с т р о в с к и й (открывая глаза). Ты что, Раюша?

Р а я (сдерживаясь). Ничего… Думала, спишь…