Все люди — враги - страница 7

— Почему?

— Мать варит чудесное варенье, и если бы сахар не был так дорог, у нас были бы круглый год варенье из слив и желе из айвы. Жаль, что ягоды гниют, но никто их не покупает, так их много у нас в деревне.

— Я не люблю сливового варенья, в нем слишком много косточек, — сказал Тони.

— Мать вынимает косточки из ягод, — возразила Анни. — И еще там крыжовник и смородина — вы же любите варенье из черной смородины, правда?

— Да, но больше люблю пудинг из черной смородины.

— Вы бы поглядели, как у нас в деревне все фруктовые деревья цветут весной, и колокольчики и ромашки в марлэндских лесах, и какой там сенокос и жатва, а лучшей свиной грудинки нет на свете, так отец говорит!

— Ты возьмешь меня с собой к вам в деревню, когда будешь выходить замуж, Анни?

— Ну вот еще! — воскликнула Анни, густо покраснев и яростно втыкая шпильки в волосы. — Кто это вбивает такие мысли в голову ребенка?

Свадьба Анни не заставила себя долго ждать. Либо Чарли стал более настойчивым (что казалось неправдоподобным, если принять во внимание его покорность перед Анни), либо религия перестала удовлетворять, либо же просто подействовала весна и мысли о «нашей деревне», — во всяком случае внезапно Анни решила выйти замуж и назначила день свадьбы на первые числа июня, так как майские браки несчастливы. После многочисленных просьб родители Тони согласились отпустить его на свадьбу, при условии, что он будет себя примерно вести и что «отец» на следующее утро доставит мальчика домой.

Для Тони свадьба Анни началась упоительно, а кончилась довольно грустно — обычное явление для всех таких обрядов. У него было самое смутное представление о том, что значит «пожениться», и, безусловно, он не сознавал, что Анни расстается с ним навсегда. Для него это была просто чудесная экскурсия с Анни в страну мечты, в «нашу деревню», в волшебное царство, где всегда цветы, фрукты, варенье и лучшая в мире свиная грудинка.

Накануне свадьбы «отец», «наш Билл» и Чарли прибыли в Вайнхауз, чтобы отвезти Анни домой в каком-то странном, допотопном экипаже, который, должно быть, когда-то служил брумом[8] холостяку, потому что снаружи было только сиденье для возницы, одно сиденье внутри и низенькие перильца вокруг того, что некогда было блестящим верхом. В коляску был впряжен коренастый, низкорослый жеребец, принадлежавший мяснику, отцу Чарли, и имевший привычку автоматически останавливаться у каждой пивной. В виде особого почета по случаю отъезда Анни эта странная реликвия викторианского великолепия подкатила к парадной двери, где жеребец отгонял хвостом мух и по временам оборачивался назад, как будто неприятно пораженный видом странного предмета, в который он был запряжен.

Тони полагал, что «наш Билл» окажется хрупким и замученным юношей, может быть — даже немного бледным и окровавленным от последней встречи с ремнем. Ничего подобного! «Наш Билл» был крепким крестьянским парнем, по меньшей мере на целую голову выше «отца», с широким веснушчатым лицом, добротным английским вздернутым носом и пыльного цвета волосами, которые норовили стоять торчком, хотя и были смочены водой и крепко приглажены. На нем был костюм из рубчатого бумажного вельвета, и он весело скалил зубы. В качестве образца домашнего людоеда «отец» обманул все ожидания. Мог ли быть тираном, если судить по Анниным рассказам, этот маленький молчаливый кривоногий человек, правда — довольно коренастый, но несколько согбенный сорокалетней работой на сырых английских полях? Что же касается Чарли, то Тони его почти что не заметил (Анни никогда не рассказывала о нем ничего интересного), увидев только, что у него красноватое лицо, широкая серебряная часовая цепочка и что он изрядно потеет.

После многих шепотом данных наставлений насчет того, как надо вести себя, Анни торжественно провела гостей в гостиную, где их ждали отец и мать Тони и сам Тони со шляпой в руке, в мучительном нетерпении поскорее отправиться в путь. Гости были чрезвычайно смущены и, казалось, не знали, что им делать с пирогом и портвейном, которыми их угощали, пока «отец» не подал примера: он стал откусывать крохотные кусочки пирога и пить маленькими глотками вино, так жеманно-изысканно, словно был пресыщен подобными деликатесами и глотал их только из одной вежливости. Атмосфера была насыщена смущением; наконец, мистер Кларендон, сам немного смущенный, произнес короткую речь с пожеланиями всякого счастья и преподнес Чарли несколько бутылок шампанского, чтобы выпить за здоровье новобрачной. Затем миссис Кларендон приколола к платью Анни модные в то время золотые часы с цветистой чеканкой, несмотря на жеманные возражения Анни: «о сударыня, я не могу, правда» и «право же, не надо, сударыня». Но миссис Кларендон ласково прервала их, поцеловав Анни и выразив надежду, что ее брак окажется счастливым. В ответ на это Анни заплакала и приняла такой вид, будто она ждет как раз обратного. И смущение все росло, пока мистер Кларендон не положил ему конец, взглянув на часы и заметив, что им следовало бы, пожалуй, отправляться в путь, что они и сделали с большой поспешностью, рассыпаясь в неожиданно сердечных выражениях благодарности.