Всё предусмотреть - страница 10

Последняя возможность была мистической. Чтобы ворона села на штакетину и немигающе смотрела черничным глазом; чтобы, встав поутру, увидеть, что кто-то копался в огороде, разбросав высокую кабачковую грядку; страшно привидятся сны, в которых правая нога будет жить отдельно от тела; а потом, ночью, в дверь громко постучат – постучат так, когда призывают к ответу. Прижавшись к холодному дереву, Вова услышит, как оно гулко задрожит от вопроса: 'Дружище, подскажи дорогу на озеро?'.

Всё было предсказуемо. И оттого не волновало.

Никто никого не искал и через два, и через три дня. На сутки затянул мелкий дождь, который замыл все следы и запахи. Он посбивал листья, и шаги теперь хрустели, тёрлись, ломались. В воздухе перестало пахнуть истлевшей тряпкой. Началась настоящая осень.

– Приди, помоги мне тут! – голос дяди Толи перелетел два забора.

Правая нога дёрнулась и замерла. Вова с удивлением посмотрел на ногу, которая будто бы вспомнила, что её ещё называют конечностью. Она больше не дрожала. Зато дрожало что-то другое. Невысказанное, хмельное. Непонятное.

– Ты услышал!? – вежливое слово скрывало невежливый вопрос.

– Дядь Толь, – ответил Вова, – вы как-нибудь сами там, хорошо? Я занят.

Мужик неожиданно согласился:

– Да какие вопросы. Мне просто малину одному неудобно подвязывать. Ломается.

В ответ Вова оглядел себя. Он был всё тот же: борода да худоба. Оказывается, в них не было трагедии. Просто требовалось чуть-чуть решительности. Нужно было опасаться не вполне нормального дядю Толю, а себя, какого-то врождённого инстинкта подавленности, склонённости перед вождём, командиром, главным. Это вдруг стало настолько очевидным, что Вова ещё долго смотрел на дядю Толю, пока не согнул его за малиной. Но вместе с маленькой победой внутри обнаружился ещё меньший изъян, занозка, коловшая каждый вздох.

Человека он убил не от храбрости.

Вова сделал это из трусости, побоявшись, что тот может достать что-то из кармана. И закопал он его из трусости. Чтобы труп не утащил на дно, в тюрьму. И каждую мелочь упредил тоже от трусости. Вот что кололо – было неприлично прятать труп со всеми предосторожностями: с вениками, этими отпиленными граблями, мешками... будто вправду случилось нечто такое, что мир на уши поставит. И Вова предпочёл мир не тревожить, осторожно замести улику под ковёр из опавшей листвы. Он ни капли не переживал из-за отнятия жизни, из-за быстроты случившегося, из-за своей реакции, которая, в общем-то, была не совсем здоровой – холодной, без эмоций. Вова вспомнил, что только раз заглянул трупу в лицо – тогда, когда переживал о телеге. Даже об имени его не подумал. Ему было всё равно. Он не хотел убивать – убила нога, зачем-то шагнувшая вперёд.

Пугало другое.

Пугало то, как рука сразу (горло даже не успело сглотнуть слюну) потянулась к клавише на крыльце. Или как он прыгал на могиле, утаптывая её. Как срезал сапёрной лопаткой отпечатавшиеся следы. Как заранее отпиленными граблями – ведь длинная ручка такая неудобная – нагрёб в березняке листвы. Это была дьявольская изворотливость. Мишура, серпантин. Вроде бы главным было само убийство, сам акт отнятия жизни, но Вова сделал главным акт его сокрытия, который всё равно не был целым, а распадался на ворох мелких приготовлений. Это рождало особое чувство стыда... стыда не за случившееся, а за содеянное сверх меры: за мельтешение, за глубину включившейся мысли, за излишнее волнение о своём будущем, за исключение всякой неожиданности и за опреснение того, от чего должна холодеть кровь. Превращение живого в мёртвое – вот важность, о которой стоило думать, а он думал о том, как спрятать, скрыть, убрать. Обстоятельность, с которой он взял топор, чтобы рубить корни, указывала на настоящее, единственно важное преступление. Убийство вышло ненамеренным, вопреки усилиям, а катафалк с похоронами – от ума, от прочитанной литературы и вмиг проявившейся въедливости. В его действиях не было непродуманности, случайности, хаоса. В них был расчёт, и он коснулся всего, даже веника для листвы. Живое, неподотчётное, древнее каиново ремесло стало выхолощенной предпринимательской схемой.