Все реки текут - 2 - страница 4
— Нет-нет, Вики, мы все-таки сейчас поплывем! — воскликнула Дели, оживившись.
— Поплыве-ем? — протянула Вики. — Это просто невозможно, для меня по крайней мере! — отрезала внучка.
— А Адам, мой милый мальчик Адам, он бы мне не отказал в моей последней просьбе.
— Да, я совсем забыла, что я теперь не девушка, а юноша Адам, — спохватилась Вики, кисло улыбаясь. Ей эта игра уже надоела, она действительно начала серьезно беспокоиться, что из-за слишком долгого пребывания в воде с бабушкой может произойти что угодно.
— Вот именно, Вики, ты — Адам. И мы сейчас поплывем по этой нежной, гладкой воде… По воде воспоминаний. Поплывем, Адам… Поплывем… — тихо сказала Дели и неуклюже легла на воду.
Превозмогая боль в суставах, Дели сделала несколько слабых и шумных гребков, еле-еле шевеля в воде ногами. Вики тоже с нескрываемой тревогой поплыла рядом с бабушкой.
Дели прерывисто и тяжело дышала, через несколько секунд силы стали оставлять ее, Дели перевернулась на спину и легла на воду, едва перебирая руками и глядя в яркое синее небо.
— Поплывем, — снова тихо повторила Дели и улыбнулась.
Глаза Дели закрылись, но улыбка не сходила с губ.
— Все нормально? Как вы себя чувствуете? — тревожно спросила Вики.
— Прекрасно, Адам, — не открывая глаз, ответила Дели. — Мы снова вместе…
Книга первая
ОСТАНОВИ СВОЙ БЕГ, РЕКА ВОСПОМИНАНИЙ
Так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня.
Евангелие от Иоанна, 16:3
Часть первая
1
В четырнадцать лет Адам был чудным юношей. Он учился в Сиднее, в колледже Святого Марка, и жил в пансионе, в маленькой подвальной комнате с окном, выходящим на улицу, через которое были видны лишь ботинки прохожих да копыта лошадей. Каждую неделю это маленькое окно приходила мыть служанка Эмма, так как к концу недели оно становилось совершенно черным от пыли и лепешек грязи, налипших на стекло.
Уже сейчас чувствовалось, что Адам будет плечистым и весьма мужественным на вид молодым человеком, о чем говорил его подбородок и открытый взгляд пока еще широко распахнутых и по-детски наивных глаз светло-коричневого цвета с золотистым отливом. Казалось, что золотые искорки сыплются из этих юношеских глаз, когда Адам вдруг бросал внимательный взгляд на учительницу математики мисс Адамсон, и затем чему-то едва заметно улыбался. Адам чувствовал какую-то внутреннюю, почти родственную, непонятную связь с мисс Адамсон, видимо, оттого, что были созвучны его имя и фамилия учительницы. Втайне Адам надеялся, что они каким-то непостижимым образом могут оказаться какими-нибудь дальними родственниками, но это, конечно, полная ерунда, и мысли о их родстве не более чем юношеские фантазии. К тому же по математике он не слишком успевал, и не потому что был неспособен, всего лишь оттого, что она ему была совершенно неинтересна.
Его интересовали стихи, особенно о любви. И Адам страшно боялся, что кто-нибудь из школьных товарищей обнаружит эту его глупую страсть — читать «дамские» стишки какого-то там Шелли или пусть даже Байрона, потому что если стихи про любовь, значит, они не достойны прочтения настоящим мужчиной. Так примерно думали его немногочисленные школьные друзья, которые уже не без хвастовства как бы между прочим роняли, что вчера допоздна просидели за картами и бутылкой рома втроем, а сегодня ничего — даже голова не болит. Адам не слишком любил подобное времяпрепровождение. Карты и ром вперемешку с виски или пивом в четырнадцать лет его совсем не увлекали, и пить эту обжигающую рот жидкость, а потом тащиться домой, в свой пансион, с разламывающейся и гудящей головой — это совсем не для него.
И «веселые» девочки, почти школьницы из подпольного увеселительного дома, его тоже не привлекали, скорее возмущали. Адам, сам не зная отчего, с некоторым предубеждением смотрел на служанку Эмму. Каждый раз, когда она мыла стекла его подвальной комнаты, сначала с улицы, а потом спускаясь в его комнату, она непременно заправляла за пояс подол своей длинной, до пят, старой, выцветшей, бывшей когда-то зеленой, а теперь совершенно бесцветной юбки.
Однажды Эмма в очередной раз спустилась с улицы в его комнату, держа медный таз с грязной водой. Она тут же деловито подобрала подол выше обычного, обнажив свои полные, обтянутые шерстяными чулками, заштопанными во многих местах, ноги.