Все реки текут - 2 - страница 6

Эмма именно это и хотела сказать своим долгим притворным вздохом. Ей нравится юный мальчик с золотистыми глазами и густыми светлыми, почти соломенного цвета, прямыми волосами, падавшими на высокий лоб.

В начале школьной четверти пришло письмо из дома. Писала мама своим корявым почерком.

«Дорогой Адам! Ждем тебя домой на каникулы. Я и папа просим тебя писать почаще. Здоров ли ты и хорошо ли кормят в пансионе? У нас дома все хорошо, только по тебе я очень скучаю. Да, есть новость: теперь у нас живет твоя двоюродная сестра, дочь тети Лотти. Она очень неаккуратная девочка, разбила уже много вещей, но я ее не допускаю к твоим книгам и в твою комнату вообще не разрешаю входить; так что все тетрадки и альбомы для зарисовок в целости и сохранности. Правда, эта девочка, а зовут ее Филадельфия, ей тринадцать лет, все время просит Чарли покататься с ней на твоих лыжах, но я этого тоже не разрешаю. Здоровье наше в порядке, чего желаем и тебе. И очень ждем на каникулы. Пиши чаще.

Целуем — мама и папа».

Прочитав письмо, Адам повертел его в руках и задумался. Известие о появившейся в родном доме девочке его совсем не обрадовало. Поладят ли они? И какая она? Наверное, глупая, как и все девочки, своенравная и капризная. Адам почему-то сразу же вспомнил Эмму. Нет, ему совсем эта Филадельфия не понравилась, и неважно, что он ее еще не видел. Она, как все девчонки, как эта ужасная Эмма, наверняка станет кокетничать с ним, будет стараться обратить на себя его внимание. Но не дождется! Он будет неприступен, как скала.

Адам приехал на каникулы в Кьяндру с первой повозкой, везущей для города самые необходимые товары: спички, иглы, мотки шерсти, кирки и лопаты. Зима кончалась, и прибытие этой повозки для жителей городка означало все равно что прилет первых ласточек в Европе.

Кьяндра когда-то был бурно растущим поселком, куда съезжались со всех концов Австралии любители быстрой наживы в надежде, что им повезет на золотоносных песках Кьяндры, как повезло всего лишь нескольким старателям, открывшим золотоносную жилу и действительно очень быстро сделавшим себе неплохое состояние. Но увы — уже через год выяснилось, что золотоносная жила ушла глубоко под землю и старателям-одиночкам здесь делать нечего. И теперь половина домов были заколочены, улицы пустынны и занесены снегом, лишь над двадцатью или тридцатью крышами домов в эту зиму дымились трубы.

Отец Адама, Чарльз, был одним из тех золотоискателей, что приехали в Кьяндру позже всех: сначала приехал он один с мешком за плечами, из которого торчали кирка и лопата, а потом уже за ним поехала и его жена Эстер вместе с Адамом, который уже пошел в школу. И вот уже который год Чарльз копался в грязи, выискивая редкие крупинки золота. С каждым годом надежды на открытие новой золотой жилы таяли, и если бы им не удалось устроиться работать на почту, куда корреспонденция зимой почти не приходила, то неизвестно, на что бы они жили. Эстер уже который год пребывала в тихом отчаянии от бессмысленных поисков Чарльза, но убедить мужа переехать куда-нибудь она не могла. Единственным утешением Эстер был ее сын Адам, появлявшийся в доме лишь на каникулы.

Филадельфию — или просто Дели — Эстер не любила. Дочь погибшей сестры никак не могла заменить единственного родного сына. Она жалела Дели как всякая мать, но одновременно и раздражалась, видя, что та совершенно не интересуется домашним хозяйством — Дели интересовали лыжи и рисование. Нельзя сказать, что и Дели слишком сильно любила свою тетю, которую она видела впервые в жизни, но что делать. После гибели родителей тетя Эстер и дядя Чарльз были ее единственными родными на этом свете; в Европе, которую всего несколько месяцев назад покинула Дели, у нее никого не осталось.

В день приезда Адама тетя Эстер была просто неузнаваема. Ее вечно мокрый нос с красноватыми прожилками (мокрая капля под носом у тети висела, казалось, круглые сутки, и ничто, кроме приезда домой сына, не могло ее уничтожить) был сухим и белым, а щеки с тонкой сеточкой синевато-красных прожилок приобрели здоровый, розовый румянец. Тетя Эстер летала по кухне и незло покрикивала на Дели, чтобы та смотрела, чтоб жаркое не пригорело и не убежало тесто для сладких пампушек.