Все ураганы в лицо - страница 16

Военная область. Область новая, почти не исследованная в марксистской литературе. Еще в 1906 году Фрунзе по своему разумению разработал «Устав боевой дружины». Теперь, перечитывая устав, он только улыбался. «Устав написан охотником на крупную дичь, а не военным», — думал он. В горах Тянь-Шаня ему довелось охотиться на дикого осла — кулана. А здесь, в Шуе, в Иваново-Вознесенске, дело приходится иметь далеко не с ослами. Во Владимире, например, стоит 10-й гренадерский малороссийский полк. У гренадеров вышколенные прапорщики, поручики, капитаны, артиллерия. А рано или поздно с этой силой рабочим придется столкнуться. Рабочие должны уметь не только отстреливаться, но и переходить в наступление, выбирать направление главного удара. Могут ли рабочие победить, не овладев военным делом? Нужно обобщить уже имеющийся опыт милиции, опыт баррикадных боев и стачек, привести все в стройную систему.

И хотя на предстоящем партийном съезде речь будет идти об отношении к другим партиям, Фрунзе решил после разоблачения иваново-вознесенских меньшевиков, эсеров и кадетов выступить и по военному вопросу. Здесь самое уязвимое место…

Интересоваться теорией военного дела он начал еще с той поры, как прочитал «Анти-Дюринга» — «Теорию насилия». Он сделал для себя открытие: оказывается, не свободное творчество ума гениальных полководцев действует революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспособляют способ ведения боя к новому оружию и к новым бойцам… Приспособляют — и только!

Он не на шутку увлекся сперва военной историей, а затем — военной наукой, военным делом вообще, не расставался с недавно вышедшей книгой «Опыт истории развития стратегии и тактики наемных и постоянных армий новых государств». Агапеев, Масловский, Богданович, Задделер, Астафьев, Нилус, Милютин, Леер, Михневич, Сахаров, Горемыкин, Дельбрюк — эти фамилии авторов по военному искусству, стратегии и тактике, а также понятия — неравномерное распределение сил по фронту, маневр, взаимодействие, массирование сил и средств на направлении главного удара — прочно вошли в мозг Фрунзе. Это как игра в шахматы. (А в свое время в Верненской гимназии Фрунзе был чемпионом по шахматам. Да и сейчас легко обставлял сильных игроков.) Он даже не удивлялся, что без особого труда ориентируется в области, казалось бы, для него совершенно неведомой. Ведь это нужно было для революции! Вот так же рабочий парень Павел Гусев изучал диалектику не только в силу своей любознательности, но главным образом потому, что так нужно для революционного дела.

Фрунзе пытался постичь практику военного дела, приобрести навыки аналитического мышления в данной области, ибо он не только из книг, но и из своего собственного опыта понял, что война — одна из форм проявления классовой борьбы. Война неразрывно связана с политикой.

Нет, он не мечтал о славе полководца, а просто хотел, разобравшись во всем сам, помочь иваново-вознесенским и шуйским рабочим, как помог им, написав не один десяток всякого рода программ и уставов: «Программа занятий в крестьянских кружках», «Устав сельских социал-демократических организаций», «Устав шуйской организации РСДРП», проект протеста иваново-вознесенских рабочих губернатору, тезисы об анархизме для пропагандистов, устав для профсоюзов. Уставы, уставы… Все еще только оформляется, и все нужно охватить, всему придать организационные формы. Он работал по восемнадцать — двадцать часов в сутки, так как не признавал экспромта даже в мельчайшем деле. В экспромт не верил. Его ум привык систематизировать факты, явления, находить им место в общем потоке событий. Во всяком случае, ему так казалось. Сперва он видел процесс в целом, а уж потом — частное, единичные факты, которые, в общем-то, и составляли ткань процесса. Что касается людей, то и здесь в нем развилась некая проницательность: он как бы схватывал характер человека в целом и уже потом мало придавал значения отклонениям от общей линии характера. Та среда, в которой он находился почти постоянно, не была однородной, идеальной в том смысле, в каком она представляется иному интеллигенту: революционная целеустремленность, чистота помыслов, благородство, солидарность. Все это, разумеется, было. Но среди рабочих встречались и пьяницы, и злостные хулиганы, и трусы, и предатели. Жизнь изобиловала большими и малыми трагедиями, вызванными нуждой, невежеством, скученностью, задерганностью от тяжелого физического труда. Но это была его среда. Его не могли смутить ни грубость, ни сквернословие, если он видел чистую сердцевину человека. Утонченность господ была куда страшнее грубости рабочего. Фрунзе с самого начала поразила страстная тяга рабочих к знаниям, и он всячески старался помочь им, просветить, создавал кружки самообразования, где им же подготовленные партийные товарищи из рабочих читали лекции.