Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний - страница 22

Обоснование необходимости похода на Восток помощью Византийской империи, спасением местных единоверцев и христианских святынь дополнялось обещанием искупления, гарантированного каждому, кто отправится в священную экспедицию. Всем, откликнувшимся на этот страстный призыв, Урбан II сулил отпущение грехов и попадание в Рай. Идея отпущения грехов и обретения Царствия Небесного стала одной из ключевых, и затем папа не единожды возвращался к ней в своих многочисленных посланиях после Клермонского собора. «Если кто-то умрет во время экспедиции во имя любви к Богу и за своих братьев, – писал Урбан II в послании к испанским графам, – то пусть не сомневается в том, что, конечно, получит отпущение от всех грехов и благодаря милосердию Господа нашего обретет вечную жизнь». В письме к своим сторонникам в Болонье папа утверждал: «Вам также следует знать, что если кто-нибудь из вас примет участие в походе не ради жажды земных благ, а ради спасения ваших душ и освобождения Церкви, то будет освобожден от наказания за грехи, поскольку будет считаться, что он исповедал их целиком и полностью».

Немаловажными темами проповеди были и сугубо земные, можно даже сказать приземленные рассуждения об обретении участниками похода в Святой земле, сочащейся, согласно Святому Писанию, «медом и млеком», богатства и процветания. Папа римский прямо раскрывал экономические мотивы будущего предприятия, которое должно было прекратить феодальные распри на Западе: «Кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты», – обещал, по словам Фульхерия Шартрского, Урбан II. Это обещание должно было найти живой отклик прежде всего среди небогатого, мелкопоместного, а то и вовсе безземельного рыцарства, на массовое участие которого в походе и рассчитывал папа. Не менее действенным оказалось оно и для крестьян, страдавших от гнета сеньоров и из-за нескольких подряд неурожайных лет. Не оставались безучастными к нему и крупные владетельные сеньоры, желавшие приумножить свои богатства. Так религиозный экстаз, вследствие которого «глаза одних были полны слез, другие дрожали», умело дополнялся земными мотивами, вызывая всеобщее воодушевление.

Папа римский Урбан II на Клермонском соборе 1095 г. (миниатюра, XV в.)

«Бог так хочет!» (на сторофранцузском – «Deus lo vult!») – такими словами, как свидетельствует Роберт Реймсский, собравшаяся на площади толпа сопровождала каждый из страстных призывов папы. Наиболее рьяные тут же нашивали на одежду, на правом плече, красный матерчатый крест в знак того, что отныне они отмечены для участия в паломничестве с целью освобождении Святой земли. Позднее, с конца XII в., их стали называть cruce signati – обозначенными крестом, носящими знак креста, то есть крестоносцами. По словам хрониста Роберта Реймсского, к ношению этого символа призывал в своей речи сам Урбан II: «Кто даст обет Богу и принесет себя Ему в живую и святую жертву, должен носить на челе, на груди или между плеч Крест Господень. Всем этим они исполнят заповедь Господню, как она предписана в Евангелии: „Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною“[6]». Первым, преклонив колени перед папой и попросив его благословения на поход к Гробу Господню, обет паломничества (votum peregrinum) принял епископ Ле-Пюи Адемар Монтейльский – по словам хрониста, этот «человек высочайшего благородства, улыбаясь, подошел (к папе Урбану II), преклонил колено и попросил его разрешения и благословения на поездку». Адемар должен был выступить легатом – специальным полномочным представителем папы при крестоносном войске, о чем было объявлено уже на следующий день. Следует обратить внимание на то, что легат должен был стать духовным предводителем рыцарского войска и осуществлять общеполитическое руководство, тогда как вопрос о военном главнокомандующем специально не оговаривался. По всей видимости, предполагалось, что им должен был стать граф Тулузский Раймунд де Сен-Жиль, вставший во главе рыцарских отрядов. Показательно, что к походу не привлекались европейские монархи. Отчасти это было следствием конфликтов престола Святого Петра с германским императором и французским королем. Но в гораздо большей степени ставка на рыцарское ополчение без участия глав государств была развитием идеи папы Григория VII о «воинстве Святого Петра» (