Высокие звезды - страница 21
— А почему вам никто не помогает? — спросил Сальвадор.
— К нам приходили женщины, но я отправил их. Я сказал, что если всё последнее время мы справлялись сами, то справимся и теперь.
— Это ты зря.
— А по-моему, нет.
— Считай, как хочешь.
Старик уселся, набил старую растрескавшуюся трубку и закурил. Он с вожделением вдыхал крепкий табачный дым и щурился на Хуана Гонсало.
— Наверное, ты хочешь мне что-то сказать?
— Пока что нет, — хмуро ответил юноша.
— Я знаю, что тебя волнует. Скорее всего, твои братья повели себя не совсем так, как ты этого ожидал.
— А откуда вы знаете?
— Я вижу по твоему лицу, Гонсало. Временами на лице человека можно прочитать все его мысли.
— Да, — недовольно признался Хуан Гонсало, присаживаясь рядом с Сальвадором.
— Давай, расскажи, о чём вы говорили.
— Мы не говорили, мы ссорились.
— Ну, пришли вы к какому-нибудь согласию?
— Я послал их к чёрту! — зло выкрикнул Хуан Гонсало.
— И чем же они провинились перед тобой?
— Они провинились не передо мной, они провинились перед памятью нашего отца.
Старый Сальвадор закинул ногу на ногу и выпустил в потолок струю сизого дыма.
— Поверь мне, я уже достаточно пожил на этом свете, чтобы что-нибудь понимать в жизни. В чём-то твои братья правы.
— И вы, дядюшка Сальвадор, так считаете? Я не могу в это поверить, ведь вы были другом моего отца.
— Да-да, именно поэтому я могу рассуждать здраво.
— Я не могу в это поверить.
— Придётся. Голос крови говорит от имени чувств, Хуан Гонсало, а дружба всегда призывает к разуму. Я думал целую ночь, прежде чем решился поговорить с тобой.
— Я верю в вашу искренность, — прошептал Хуан Гонсало, — но в искренность моих братьев поверить не могу.
— Ты хочешь сказать, они пьяницы?
— Да.
— В таком случае, и я, и твой отец тоже пьяницы, — жёстко сказал старый Сальвадор.
— Как бы там ни было, мой отец погиб, и виноват в этом дон Родриго.
— Ты говоришь правильные вещи, Хуан, но не всё, что правильно, то справедливо. ,
— Справедливо будет, если дон Родриго погибнет.
— Хорошо, — развёл руками старый Сальвадор, — у меня есть дома старое ружьё, если хочешь, я дам тебе его, и ты застрелишь дона Суэро, — старик говорил так буднично, что невозможно было поверить в искренность его слов.
— Вы так просто предлагаете мне убить дона Родриго?
— Ты сам стремишься к этому. Так ты согласен, Хуан Гонсало?
— Да, дайте мне ружьё, и после похорон отца я застрелю его.
— Хорошо, Хуан Гонсало, но прежде чем что-то делать, следует подумать.
— Я уже подумал.
— Ты думал плохо. Ведь признайся, Хуан Гонсало, ты не доходил в своих рассуждениях дальше, чем до того момента, когда нажмёшь на спусковой крючок ружья?
— На сегодня это цель моей жизни.
— Вот именно. А теперь представь, что будет дальше.
— Дядюшка Сальвадор, я не думаю, конечно же, что мне простят его убийство, но в глазах всех мой поступок останется справедливым.
— Я не об этом. Ну, схватят, тебя, казнят или, взвесив все обстоятельства дела, заточат в тюрьму. Что ты этим добьёшься?
— Мой отец будет отомщён.
— Ты дурак, — воскликнул старый Сальвадор, — и не хочешь думать.
Хуан Гонсало растерялся. Никогда ещё старик не позволял себе подобного обращения.
— Говорите прямо, дядюшка Сальвадор.
— Скажи мне, Хуан Гонсало, за что погиб твой отец?
— Он не хотел расставаться со своей землёй, со своим домом.
— Вот именно. А убив дона Родриго, ты сможешь вернуть землю и дом?
— Нет.
— Тогда зачем собираешься стрелять?
— Чтобы отомстить.
— Так вот, реши, Хуан Гонсало, что для тебя важнее — месть или дело жизни твоего отца.
И тут юноше вспомнились слова умирающего отца о том, что он будет смотреть на своего сына с небес и радоваться, если тому удастся приобрести землю.
— Не знаю… — растерялся Хуан Гонсало.
— А ты подумай, наверное, важно и то, и другое.
— Я не смогу жить спокойно, пока буду знать, что человек, виновный в смерти моего отца, не наказан. И с другой стороны, я не успокоюсь, если буду знать, что кто-то другой будет хозяйничать на нашей земле.
— А ты подумай, ещё рассуди.
— Всё-таки важнее земля, — вздохнул Хуан Гонсало.
— И я тоже так думаю, — вздохнул Сальвадор.
Но тут юноша спохватился.