Высокие звезды - страница 22
— Вы говорите так, словно бы дон Родриго уже предложил мне сделку: я оставляю его в покое, а он не претендует на нашу землю.
— Послушай меня, — произнёс Сальвадор, — всегда пытаясь предугадать последствия, я ставлю себя на место человека, от которого зависит решение. Вот так, мой милый. Этой ночью я успел побыть и доном Родриго, и твоим отцом, и братьями, и тобой самим. Я представлял себя стреляющим в дона Родриго, представлял себя умирающим помещиком, его родными… И поверь, ' никому эта смерть не принесла радости. Думаешь, дон Родриго хотел смерти твоего отца?
— Но ведь вы сами, дядюшка Сальвадор, рассказывали, какая битва началась на площади городка, как геройски сражался мой отец…
Сальвадор отвёл взгляд в сторону.
— Хочешь, я скажу тебе правду?
— Да.
— Никакой битвы не было, её, скорее всего, можно было назвать дракой. И вот во время этой драки твоего отца придавило бочками. В общем-то, он сам виноват, что не успел вовремя отбежать в сторону. И думаю, дон Родриго настолько же огорчён его смертью, как и все остальные жители.
— Но вы говорили совсем другое… — тихо произнёс Хуан Гонсало.
— А что ты хотел от меня услышать? То, что я сказал тебе, помогло легче перенести смерть твоего отца. А теперь, когда кое-что уже позади, ты можешь знать правду.
— Вы, дядюшка Сальвадор, предлагаете мне сделку.
— Ничуть.
— Вы призываете меня поступить против моей совести.
— Я хочу, чтобы всё сложилось как можно лучше, насколько это возможно в теперешних обстоятельствах. Я думаю, чувствуя себя виноватым в гибели твоего отца, дон Родриго не станет претендовать на его земли.
Юноша задумался.
— Может быть.
— А теперь скажи мне, Хуан Гонсало, давать тебе ружьё или нет?
— Пока что не надо, — произнёс юноша.
— Вот и отлично. После похорон мы поговорим с тобой ещё. А теперь не буду мешать. Есть смысл поговорить с твоими братьями?
— Нет, никто из них и не помышляет о мести.
— Значит, я рассудил здраво.
Похоронная процессия медленно двигалась по склону холма. Дорога круто забирала вниз, и людям, несшим гроб, приходилось ступать очень осторожно, чтобы удержать его на плечах.
Возглавлял процессию седовласый священник. В руках он нёс высокий деревянный крест. Ветер развевал его белые одежды.
Люди двигались в направлении небольшого сельского кладбища, расположившегося в ложбине между двумя холмами.
Хуан Гонсало поправил на плече гроб и покосился на Мануэля, шедшего рядом с ним. Никаких мыслей не отражалось на лице брата, лишь одно уныние. Он казался юноше человеком, недовольным тем, что его потревожили, отвлекли от какого-то важного занятия.
Хуан Гонсало взглянул вперёд, на океан, и тут же вспомнил, как ещё маленьким ребёнком приходил с отцом на могилу матери.
— Вот тут, — говорил тогда отец, — меня и похоронят. Тут хорошо лежать, чудесный вид — океан, поля… Я мечтаю, сын, о том времени, когда смогу успокоиться, лечь в землю рядом с твоей матерью.
Хуан Гонсало вспомнил и свой вопрос, заданный отцу:
— А почему, если умирать так хорошо, то все живут?
Отец тогда рассмеялся.
— Чтобы лучше почувствовать радость, нужно сперва немного погрустить, не так ли?
И теперь, шагая по пыльной дороге, Хуан Гонсало смотрел на знакомый пейзаж, который созерцали все жители Санта-Риберры от самого рождения и до смерти, тот пейзаж, о котором мечтал его отец.
И Хуан Гонсало вспомнил, что тогда, ребёнком, подумал:
«А как можно видеть небо, океан, землю, лёжа в могиле? Ведь там темно, сыро».
Но тогда он не спросил об этом отца.
Мануэль закашлялся, и Хуан Гонсало строго посмотрел на него.
Сзади гроб несли Санчо и старый Сальвадор. Старик то и дело кряхтел, негромко ругался на дорогу, на собственную старость. И юношу неприятно кольнула мысль, что когда-нибудь и он сам станет таким же ворчливым и старым.
Наконец-то похоронная процессия добралась до подножия холма. Дорога теперь шла вдоль берега, ровная, без крутых подъёмов и спусков.
Хуан Гонсало попытался обернуться, чтобы посмотреть на свой дом, но из-за тяжёлого гроба, стоявшего у него на плече, он не смог этого сделать.
Среди тех, кто шёл за гробом, послышался ропот. Юноша напрягся, а затем различил и стук конских копыт.