Высокое поле - страница 54

«Пусть! Ну и пусть поищут!..» — твердил он свое.

Сейчас он хотел только одного, чтобы мать узнала, что он здесь. Хотелось, чтобы она позвала его, кинулась его искать, но он ни за что на свете не отозвался бы из темноты на ее родной голос, а смотрел бы откуда-нибудь со стороны на ее растерянность и метанья в косом свете окошек и сам мучился бы от этой жестокой сыновней мести.

Леха не заметил, как очутился на перекрестке. Он остановился, выжал кулаками остывшие слезы, неизвестно когда и отчего навернувшиеся, и направился к дому Надьки, сам не зная почему, но чувствуя, что с каждым шагом рассасывается соль, обиды, а глаза тянутся к освещенному окну. Он знал, что ее отец и мать, уставшие за день, спят, а Надька, поужинав после клуба, еще сидит с книжкой. Это ее манера — читать перед сном. Возьмет книжку, охватит голову руками и, если назавтра не вставать рано, — просидит до петухов…

Скоро сентябрь. Уедет ли Надька в город учиться на библиотекаря или останется здесь? Лучше бы осталась работать дояркой. А если поедет, то это значит, что она каждую пятницу будет возвращаться домой в поезде вместе с Сергеем, а каждое воскресенье снова вместе уезжать в город. Представив это, Леха тоже захотел уехать и быть где-то рядом, чтобы тот гордец и хвастун не хватал ее за руки и вообще не торчал на ее глазах. Но как ехать? Куда? Если ехать вместе с Сергеем — нужны деньги, а где их взять? После того, как он прожил в городе во время экзаменов кругленькую сумму, мать и рубля не даст. Плохо…

Леха походил под окошками Надькиного дома около получаса и ходил бы еще, но свет — белое пятно в ночи — вдруг вздрогнул и погас. Темнота, сгущавшаяся этим светом, постепенно поредела, стали видны сарай, деревья, стог сена, который на днях привез Надькиному отцу дядька Сергея на своем гусеничном тракторе — все это проступило ясней и подпирало теперь широкое звездное небо.

Леха послонялся по дороге, что шла от Надькиного дома, поворачивая за стогом в поле, думал о жизни и все подавлял в себе желание пойти домой. Было уже очень поздно. Усталость давила. Хотелось спать и есть. Он подошел к стогу, потрогал ладонью его шуршащий пахучий бок, ровно выведенный умелой рукой, и полез на самый верх по приставленному сбоку гнету. На закругленной вершине стога он осторожно вырыл ямку, забрался в нее и только тогда вытянул свои усталые ноги, спину и руки. Он понял, что сегодня ему больше ничего не нужно, только бы сразу уснуть, посмотрев немного в это бездонное родное небо, да чувствовать в полусне, как стог отдает усталому телу солнечное тепло.

Проснулся Леха рано, с первыми звуками деревенского утра, но толчком к пробуждению были не скрип дверей и шаги доярок, первыми прошедших по улице, даже не отдаленный звук электродойки на скотном — этого было мало, чтобы проломить Лехин сон, глубокий после вчерашней усталости, — разбудил его выстрел, раскатившийся по озеру. Он хлопнул в тишине утра, будто упало об пол тяжелое бревно — выстрел бездымным порохом. «Ага! Уток бьют!» — подумал Леха. Он сразу сообразил, что он в стоге, а теперь лежал и думал, что ему предпринять: идти домой или придумать что-то другое. Иного решения не пришло, и он решил идти домой, но вставать не хотелось: сено так примялось, что если не шевелиться, то оно уже не шуршало и совсем не мешало дремать.

Леха высунулся, наконец, из сена. Принюхался. Огляделся.

Воздух был свежий, остро холодил отогретые ноздри. Кругом все было затянуто туманом, плотным и уже по-осеннему холодным. Он покрывал не только поля, озеро, деревню и лес за нею, но и само небо было таким же белым, и трудно было отыскать, где оно касается земли. Мир казался круглым и сузился настолько, что даже Надькин дом походил на отдаленную гору.

Леха спустился со стога по тому же ольховому гнету, отряхнулся и пошел домой мимо Надькиных берез. Мокрые зажелтевшие ветви плакуче тянулись к земле. С одной из них свесилась паутина и длинной поволокой обмотала шею. Леха отмахнулся от нее и подумал с тоской: «Осень…»

Леха подходил к дому в тот час, когда доярки уже прошли на скотный, а остальной народ только еще просыпался или видел последние сны. Деревня всегда просыпается так — не вся сразу. Некоторые уже топили печи, пахло дымом…