Высокое поле - страница 70

стр.

— Только пораньше! — предупредил председатель.

Под словом «пораньше» он имел в виду семь часов, в восьмом, но старуха поняла его по-своему, по-деревенски.

Затопила она утром печь раньше обычного (дело есть!), поставила чугуны с картошкой поближе к огню да и пошла к председателю. Сунулась к двери — заперто. «Спит!» — изумилась она. Постояла, подождала немного. Слышит, на скотном электродойка заныла. «Пора!» — решила старуха да и давай палкой гвоздить по двери, а потом и по рамам.

Выскочил председатель на крыльцо неодетый, думал, что такое приключилось, уж не пожар ли. В это время Манька Круглова шла на телятник, увидала такую картину и по всему селу разнесла, как бабка Дарья председателя будила.

А тот не прогнал тогда старуху, написал ей нужную бумагу, потом посмотрел на часы — шесть — и сказал:

— Уж больно ты рано, бабушка, пришла.

С укором сказал, а старуха и отвечает ему:

— Птица одним днем живет, чего найдет, то и склюет, а и то до солнышка просыпается.

— Ну и что? — не понял председатель и ругал себя потом.

— Как что? А человек пищу про запас готовит, не на один день и не на одного себя, ему, человеку-то, и вставать надо раньше птиц.

Вся деревня узнала об этом, а когда председатель переборол себя и стал вставать рано, заговорили опять: это бабка его научила. Председатель соглашался…

Леха тоже знал этот случай. Поручая накануне разбудить себя, он был спокоен и не ошибся: бабка разбудила его еще затемно.

— Вставай, батюшко. Вставай! — легонько трясла она за плечо внука. — Неохота? Вот я говорила вчера: не гуляй поздно, тяжело будет вставать, вот видишь, и не выспался… Вставай, вставай, а то автобус уйдет.

Леха встал с трудом. Пошел умываться — покачнуло в сторону от недосыпа.

— Вон как умаялся — хуже, чем на работе, на гулянке-то. Да вот здесь полотенце-то. Здесь, на!

Леха вспомнил, что он вчера был в клубе — и радость снова озарила его.

Вчера он целый вечер танцевал под новую радиолу, а до танцев показывали кинофильм про трактористов. Лехе было приятно, что на него уже посматривали, как на тракториста, и он был горд оттого, что скоро тоже сядет на трактор. Скоро эти люди, что сидели вчера вместе с ним в зале — его односельчане, знавшие его раньше как Леху-лошадника, скоро услышат в полях, как загудит и застрекочет на ровном рабочем режиме его трактор…

Вчера он танцевал с Надькой и даже проводил ее до перекрестка, хотя Сергей и насвистывал позади них. Ох, уж этот Сергей!

Если раньше Леха завидовал ему; немного боялся, то теперь Леха только жалел его. Сергей бросил лошадей, как только в начале января ему исполнилось восемнадцать, взял в совхозе расчет и опять поехал в город устраиваться, все хотел, видать, доказать всем, что он что-то может. Он думал, что ему сразу откроются все двери, но его не взяли на работу не только в метрострой, а вообще никуда. Везде говорили, что нет никакого смысла брать, разбазаривая лимитную прописку, раз ему через несколько месяцев в армию. Приглашали приходить после службы. Так и остался Сергей ни с чем.

Леха, когда простился с Надькой, не пошел сразу домой, хотя танцы затянулись, он долго еще месил сугробы около Надькиного дома. Один раз он бросил легкий снежок в освещенное окно. Она выглянула, и хотя ничего не увидела во тьме кромешной, но догадалась, кто там, погрозила пальцем.

— Скоро ли ты отмучаешься-то? — спросила бабка.

— А что?

— Да уж больно на тебя жалко смотреть — похудел, глазищи-то стали вон какие, с решето. Ешь скорей! Ешь!

— Скоро закончу. Вот сегодня уже езду сдаем.

— Ты тихонько езди, не перевернись! Трактор — не телега…

— Да ладно тебе меня учить! Выучился.

— Баушка — она худому не научит. Баушка век прожила, все видела, все знает.

— Молодец! А что такое — ручка УКМ? А?

— Не мели не дело-то! — отмахнулась старуха. — Лучше рассказал бы, чего батько пишет? Да ешь ты, ешь! Да не забудь вон узелок-то, матка с вечера положила тебе и на скотный уходила — напоминала.

— Не забуду, — сказал Леха и добавил: — Спасибо.

У бабки Дарьи в один момент брызнули слезы радости, она не вытирала их и все смотрела сквозь это теплое мокрое марево, как уходит внук к автобусу. Ей непривычно было слышать от Лехи такое слово, но все же она услышала его, еще живая…