Высокое поле - страница 71

В автобусе, как всегда по понедельникам, было много народа — ехали кто учиться, кто по делам в район, кто с направленьем в больницу, кто в военкомат, кто за покупками в городской магазин — хорошо прогуляться по зимнему приволью, пока поля не зовут!

Ехал в автобусе и управляющий их отделением совхоза, еще совсем молодой руководитель, лет двадцати восьми. Среди разновозрастной говорливой сутолоки он казался еще неразговорчивее; на лице его остановилась какая-то незаконченная мысль — важная, единственно необходимая, на которой он сосредоточил все свое вниманье; было видно, что сейчас для него не существует окружающего; глаза его были широко раскрыты и смотрели куда-то мимо голов сидящих, не мигая и ничего не видя. Леха сразу понял, что управляющий едет на зимнюю сессию в институт. Свой портфель, набитый сейчас не сводками надоя или посева, а учебниками, контрольными работами, он держал обеими руками и так крепко, словно боялся, что Леха, севший с ним рядом, мог вырвать у него те крупицы знаний, которые он собрал урывками между посевной горячкой, бессонницей покоса, надсадной тяжестью уборки.

«Не доучил…» — сочувственно подумал о нем Леха.

Километрах в двух от деревни, в том самом месте, где лес отступал от дороги, автобус неожиданно сел в сугроб.

— О, как намело! К урожаю…

— Не опоздать бы на поезд…

— Тут всегда так — открытое место…

— Февраль… — тотчас посыпались замечания.

Все зашевелились и вышли толкать автобус.

Сначала подкопали у колес, подложили каких-то веток и взялись. Облепили машину со всех сторон, раскачали дружно — пошел! Метров сто автобус прошел и остановился на хорошей дороге, дожидаясь пассажиров.

Управляющий шел к автобусу рядом с Лехой. Он немного рассеялся, стал посматривать по сторонам, замечать кой-кого, здороваться.

— На экзамены, Виктор Васильевич? — спросил Леха.

— Да. Надо сдать предмета три.

— Понятно, — кивнул Леха со знаньем дела. — У меня сегодня тоже экзамен — вожденье сдаем.

— Ну и как ты?

— Да я-то сдам!

В этой Лехиной фразе управляющий не почувствовал зазнайства, он услышал в ней другое, Леха как бы сказал: «Я-то сдам, вот тебе бы сдать…» Тот посмотрел на будущего тракториста и впервые заметил, какое у него хорошее лицо — смугловатое, чуть удлиненное; в черных глазах серьезность, раздумье о жизни. Ему захотелось сказать Лехе сейчас же, что он думает о нем в последнее время, какие возлагает надежды на него как на тракториста.

— Ты вот что… — Управляющий чуть сдвинул брови, давая тем самым понять, что разговор не праздный, а серьезный вполне. — Ты там старайся получше окончить, а я тебе новый трактор дам, есть такой, на центральном стоит для нас. Старайся.

— Да я стараюсь…

— У меня на тебя большая надежда. Заваловы на весну переезд затеяли, так что гусеничный трактор освободится. Мы его — в капиталку, а новый получим. Ты примешь, понял?

— Чего же тут не понять! — обрадовался Леха, но сдерживал свой восторг, как мог.

— У меня на тебя большая надежда. Так получилось, что тебе одному в нашем отделении придется посевную вытягивать. Не подведешь? Вспашешь?

— Постараюсь.

Шагов пять прошли молча, вдруг управляющий дернул Леху за рукав:

— Смотри!

Леха остановился и увидел тетеревов. Тяжелые крупные птицы темными чурками темнели на березах, охватывавших по опушке все это отдаленное от деревни поле, выходившее тем, дальним, концом на высокий берег озера. Сейчас это поле, которое еще так недавно желтело поспевшим овсом, лежало как покатый холм, под толстым слоем снега, розового от восходившего солнца. Березы, а за ними и заснеженные сосны тоже были розовые, тем же цветом отливали нахохленные бока птиц, по-прежнему неподвижно смотревших на автобус. Они уже откормились березовой почкой и теперь застыли в сладостной утренней дреме — короткой и чуткой, подставив себя еще не окрепшему солнцу, радуясь ему, как первому намеку на весну.

— Сколько их! — негромко воскликнул управляющий.

— Да… — отозвался Леха. — В такое время они всегда на березах. Февраль…

Весна для Лехи наступила в этот год рано. Еще не было ни молодой зелени, ни ручьев с горок, ни щучьих всплесков у берегов — ничего, что раньше отмечало пробуждение природы и обозначало конец школьным мученьям, а для него уже пришла эта новая весна — первая трудовая весна. Она была другой — не девчоночьей, цветочной, она, эта весна, вдруг запахла соляркой, подстывшими с утра лужами, загремела стуком молотков в производственных мастерских, засветилась сине-белыми вспышками электросварки. Трактористы готовились к пахоте…