Высшая мера наказания - страница 20
«Похоже, адаптировался».
Потянуло на прогулку, размять затёкшие ноги. Шесть шагов от двери к окну. Потом обратно. Звон цепи вмешался и на этот раз. Пришли за ним. Вывели. Напротив другая дверь. Ступеньки наверх привели к третьей. Круг первого этажа был разделен на пять отсеков стальной решёткой. Четвёртая дверь вывела из круга в знакомые боксы. В комнате пыток ожидал капитан Авакян. При виде синяков и ссадин он резко встал со стула. Начал что-то быстро выговаривать сидящему за столом офицеру. Повернутой вверх ладонью указал на узника. Вызвали дежурного тюремного врача. Тот осмотрел раны. Подтвердил, что они не опасны. И подписался под актом. Капитан Авакян защёлкнул наручники на распухших запястьях и вывел наружу. Свежий воздух наполнил лёгкие. Узник на миг забыл о боли. В чёрной «Волге» находились ещё двое в милицейской форме. Выехали за ворота. За пределами тюрьмы, капитан Авакян спросил о причине нахождения в ШИЗо (штрафном изоляторе).
Узник пожал плечами:
– Я даже не знал, где нахожусь. А причина? Спроси у майора, которому меня сдали. Я вроде зятя его чуть на тот свет не спровадил.
– Это он тебе сказал? Или ты предполагаешь?
– Он. Синяки – ерунда. На его месте я бы поступил так же. Если не жёстче.
– То есть, претензий не имеешь?
– Никаких.
Капитан Авакян сменил тему:
– Отец сейчас у прокурора. Тебя переводим в КПЗ. Так лучше для тебя и для нас. Остальное узнаешь после. Всё будет хорошо. У тебя отличный отец.
Парень отрешённо кивнул:
– Да. Он умеет решать проблемы. А как он себя чувствует?
– Вроде бодро. Но волнуется, конечно. Переживает. Ты же у него единственный?
Арестованный не ответил. Мысли не могли оторваться от ярких картин. Дальше ехали молча. Улицы были полны народу. Город жил обычной жизнью. Тоска цеплялась за мелькающие краски. Хотя жить среди людей не так просто. Много всяких барьеров. Приходиться заботиться друг о друге. Стараясь не ошибиться. Не упасть. Не оттолкнуть. Не потянуть за собой в пропасть. В семье все в одной связке. Ответственность лежит на каждом в равной степени. Но пока остаются «белые пятна» в отношениях и вопросы друг к другу, – опасность сохраняется. Уверенность – это отсутствие вопросов. В тбилисском доме этого не хватало. Семья всегда либо восхождение, либо спуск. Оба состояния требуют взаимности. Падение одного может стать общим поражением. Даже если кто-то, как-то, за что-то зацепиться, то он всё равно обречен. Вместе со всеми, кто находится в этой связке. Потому что исчезает уверенность. Возникает сомнение. Рано или поздно оно принесет плоды. Возможно, произошедшее – это следствие чего-то, идущего из генетических глубин? Или протянется в следующие поколения? Кто знает! Совместная жизнь возможна лишь друг в друге. Душа в душу. А иначе, бездна, гибель. На пересечении выдуманных реалий человек теряется. Нужно выбрать, а не из чего. Во всех случаях, это – воздух. Узник вспомнил известную шутку профессора Стэндфор-дского университета Андрея Линде: «Люди, которые не имеют хороших идей, иногда имеют принципы».
«Ему из-за принципов пришлось эмигрировать. А я, за неимением хороших идей, оказался в Египте. Хотя называется это как-то по-другому? Депортацией, что ли».
«Волга» остановилась возле двухэтажного здания. Гостя в «браслетах» любезно пригласили в контору. В канцелярии, за столом сидели двое. Упитанный дядя приказал снять наручники. Предложили сесть. Дядя оказался прокурором Дзержинского районного отделения. Плюгавенький, с землистым цветом кожи, человечек лет тридцати, назвался Петросом Погосяном. Старшим, особо важным и ещё каким-то архиследователем. Прокурор назвал только фамилию, – Сафарян. И продолжил:
– Ты догадываешься, почему именно мы санкционировали твой арест?
Узник прикинулся дурачком. Сафарян взглянул по – прокурорски:
– Преступление, в котором тебя обвиняют, было совершено в соседнем Ленинском районе. За месяц до этого в нашем убили двоих авторитетных вурдалаков, заправлявших валютными махинациями в стране. Припоминаешь что-нибудь? Или тебе помочь?
«Дурачок» слегка поумнел и заумничал:
– А разве не вы тут всем заправляете?