Высшая милость - страница 22

Юрист допил сладкое вино, затем пожал плечами.

— Откуда мне знать, хозяин Эбенизер? Полагаю, она где-то в вещах вашего отца, — он с сожалением посмотрел на пустой стакан. — Вам следует поискать её. Рекомендую искать усердно.

Он ушёл, выразив формальные, глубокие соболезнования по их печальной утрате, Эбенизер и Скэммелл пошли провожать поверенного до лошади. Смолевка осталась одна. Через окна в свинцовых рамах солнечные лучи косо ложились на полированные начищенные воском половые доски. Она все ещё здесь пленница; богатство Ковенанта ничего не меняло. Она ничего не понимала в законности и обязательствах, единственное, что она понимала, что она в ловушке.

Сэмюэл Скэммелл вернулся в зал, его туфли скрипели на половых досках.

— Дорогая? Наше состояние удивило тебя?

Она устало посмотрела на него.

— Оставь меня одну, пожалуйста. Оставь меня одну.

Август был в разгаре, тот зреющий август, что обещает урожай лучше прошлогоднего. Смолевка гуляла по пахнущим полям, избегая тех, на которых кто-нибудь работал, стремясь всегда к уединенным местам, где она могла бы посидеть и подумать. Она ела одна, спала одна, но её присутствие ощущалось по всему Уирлаттон Холл. Как будто сила отца, его способность сообщать атмосферу всему дому перешло к ней. Хозяйка Бэггилай возмущалась больше всех:

— Дьявол в ней, хозяин, попомните мои слова.

— Горе тяжело, — отвечал Скэммелл.

— Горе! Да не горюет она! — хозяйка сложила руки на груди и вызывающе уставилась на Скэммелла. — Её нужно бить, хозяин, и все! Хорошо бить. Это поставит её на место. Отец выпорол бы её, упокой Господь его душу, и вам следует, — хозяйка начала энергично вытирать стол в зале, где в одиночестве заканчивал обед Скэммелл. — Ни в чем не нуждается, эта девчонка, ни в чем! Если бы у меня были её права… — она зацыкала, предоставляя воображению Скэммелла представить, каких вершин она бы достигла, если бы была дочерью Мэтью Слайта. — Устройте ей порку, хозяин. Ремень не только для поддержки штанов!

Теперь хозяином был Скэммелл, он выдавал жалование слугам и собирал ренту с поместья. Эбенизер помогал ему, участвуя в работе и всегда стараясь снискать расположение старшего. Вместе они и беспокоились. Печать Ковенанта не находилась.

Смолевке было все равно. Существование Ковенанта с необыкновенным доходом не помогало ей. Пойманная в ловушку брака, которого не желала, она ни за десять фунтов, ни десять тысяч не могла смириться с присутствием Скэммелла. Не потому, что Скэммелл плохой, хотя и слабый, как она подозревала. Возможно, полагала она, он был бы хорошим мужем, но не её. Она хотела быть счастливой, хотела быть свободной, а мягкотелое вожделение Скэммелла абсолютно не компенсировало её отказ от мечтаний. Она была Доркас, а хотела быть Смолевкой.

Она больше не плавала — в этом не было радости, но приходила к озерцу, где цвел фиолетовый вербейник и вспоминала Тоби Лазендера. Она больше не могла представить его лица, но помнила его мягкие поддразнивания, его легкую манеру, и целыми днями мечтала, что однажды он вернётся к озеру и спасет её от Уирлаттона и тяжкого жизненного уклада пуритан.

Как то днём, сидя на лугу, когда с улыбкой на лице она думала о Тоби, представляя, как он приезжает, Смолевка вдруг услышала цоканье копыт позади неё. Улыбаясь, она обернулась и увидела, что к ней на лошади приближается Эбенизер.

— Сестра.

Она продолжала ему улыбаться.

— Эб.

Она надеялась, всего одну сумасшедшую опьяняющую секунду, что это Тоби. Но вместо него на неё сердито смотрел брат.

Она никогда не была близка с Эбенизером, хотя и сильно старалась. Когда она играла в игры на кухонном дворе вдали от надоедливых родительских глаз, Эбенизер никогда не присоединялся к ней. Он предпочитал сидеть с открытой Библией, заучивая главы, указанные отцом на день, и даже тогда он наблюдал за сестрой недовольным ревнивым взглядом. Но он был её братом, её единственным родственником, и Смолевка много думала о нем в течение недели. Возможно, Эбенизер мог стать другом. Она похлопала по траве возле себя:

— Спускайся и посиди. Я хотела поговорить с тобой.